|
внеисторическое описание научности. Подобный подход явился бы априорным относительно находящейся в непрерывном развитии науки, чем и обнаружил бы свою неспособность описывать возникающие по мере прогресса его реальные формы. Вот почему нужно согласиться с мнением В. В. Ильина о том, что «...задать достаточные критерии научности... списочным образом невозможно. Любой самый представительный, развернутый список критериев, включающих даже наиболее фундаментальные характеристики научного интеллекта, такие, как внутренняя непротиворечивость, теоретикометодологический монизм, строгость, однозначность понятийного фонда, свобода от догматизма, предвзятости и т.п., в итоге оказался бы формальным»[28]. В самом деле, эти критерии помогают решить, является ли правильным каждый отдельный шаг исследователя, но они ничего не скажут о том, верен ли путь в целом. Об этом говорит лишь совокупная общечеловеческая практика во всем ее объеме и развитии, и именно поэтому решение вопроса об истинности и научности знания нужно искать именно в ней. В связи с этим, особенно важно отметить, что заблуждение и истина представляют собой соответственно не обочину общественного развития, а целую систему расходящихся и переплетающихся путей единого и предельно многообразного человеческого познания. И ни один из этих путей не является единственно верным и главным, а тем более однозначно направленным. Долгое время в нашей философской литературе исследовалась лишь отрицательная сторона заблуждений. Само собой их возможность в науке не отвергалась, но истинное и эффективное научное знание было представлено в качестве столбовой дороги, а ошибки и заблуждения исключительно как тупиковые пути, поворот на которые должен был быть закрыт запретительным знаком. И человеческое познание предстало как торжественное бесповоротное шествие к абсолютной истине, без проблем и противоречий, в ходе которого происходит прирост все новых и новых истин, дополняющих друг друга. |
знанием она необходимо содержит и неистинное, необоснованное, причем без этого несовершенного знания она перестает быть наукой. Ведь помимо гипотез и альтернативных, остроконкурирующих теорий которые содержательно несовместимы, в науку входит составной части ее собственная история, в которой обнаруживаются такие знания, которые никак нельзя назвать истинными. Следует помнить и об изменчивости критериев научности. Никакая эпистемологическая теория не может претендовать на всеобъемлющее, внеисторическое описание научности. Подобный подход явился бы априорным относительно находящейся в непрерывном развитии науки, чем и обнаружил бы свою неспособность описывать возникающие по мере прогресса его реальные формы. Вот почему нужно согласиться с мнением В.В.Ильина о том, что «...задать достаточные критерии научности... списочным образом невозможно. Любой самый представительный, развернутый список критериев, включающих даже наиболее фундаментальные характеристики научного интеллекта, такие, как внутренняя непротиворечивость, теоретико-методологический монизм, строгость, однозначность понятийного фонда, свобода от догматизма. предвзятости и т.п., в итоге оказался бы формальным».1 В самом деле, эти критерии помогают решить, является ли правильным каждый отдельный шаг исследователя ,но они ничего не скажут о том, верен ли путь в целом. Об этом говорит лишь совокупная общечеловеческая практика во всем ее объеме и развитии, решение вопроса об истинности и научности знания нужно искать именно в ней. Сейчас важно отметить, что заблуждение и истина представляют собой соответственно не обочину и наезженную колею, а целый пучок расходящихся и переплетающихся путей единого человеческого познания. И ни один из этих путей не является единственно верным и глав46 1 Ильин В.В. Критерии научности знания. М.,1989, с.21 47 ных, а тем более однозначно направленным. Долгое время в нашей философской литературе исследовалась лишь отрицательная сторона заблуждений. Само собой их возможность в науке не отвергалась, но истинное и эффективное научное знание было представлено в качестве столбовой дороги, а ошибки и заблуждения как тупиковые пути, поворот на которые должен был быть закрыт запретительным знаком. И человеческое познание предстало как торжественное бесповоротное шествие к абсолютной истине, без проблем и противоречий, в ходе которого происходит прирост все новых и новых истин, дополняющих друг друга. Сферами же постоянного генерирования заблуждений, нелепиц и абсурдных фантазий, не имеющих логической структуры и опытного подтверждения, были объявлены обыденное сознание, религия, мифы, магия, псевдонауки и т.п. Правда, остались некоторые сомнения относительно художественного и морального сознания. Допускалось, что они способны усваивать достижения научного разума, но без постоянного «мудрого руководства» с его стороны они обречены на неизбежные заблуждения. Новейшие историко-научные, социологические и культурологические исследования показали, что в структуре научного знания присутствуют элементы ,не укладывающиеся в традиционное понятие научности разного рода религиозные и магические представления; интеллектуальные и сенсорные навыки, не поддающиеся вербализации и рефлексии; социально психические стереотипы, интересы и потребности; большое число, казалось бы, неоправданных метафор, противоречий и парадоксов; следы личных симпатий и антипатий, привычек, ошибок, небрежностей, заведомого обмана и т.д.. Все это служит доказательством того, что «научность» и истинность» не только не тождественные понятия, но даже становятся диалектическими противопо |