Проверяемый текст
(Диссертация 2004)
[стр. 40]

служила крайняя расплывчатость формулировок.
Например, в ч.
2.
ст.
448 Уложения 1845 г.
было предусмотрено смягчение наказания за такое должностное преступление, как «неполнота и неверность дела» по причине «каких-либо особенных, могущих до некоторой степени служить извинением обстоятельств».

Современный законодатель при формулировании составов преступлений в Особенной части уголовного права такие общие формулировки не применяет.
При реализации института дифференциации уголовного наказания значительная часть квалифицирующих и привилегирующих признаков характеризует субъективную сторону состава преступления.
В
Уложении 1845 г.
их доля составила 9,2%, позднее несколько увеличилась до 13,17% в 1885 г.
и 11,39% в 1903 г.
Среди этой категории признаков «корыстные и иные личные, противозаконные виды»
(встречается 37 раз), близкий к существующему ныне признак «в состоянии душевного волнения» (5 случаев).
Остальные характеризуют разновидности умысла, мотивов и целей.

В меньшей степени встречаются признаки, характеризующие объект преступления.
В
Уложении 1845 г.
доля их составила 5,07%, в Уложении в редакции 1885 г.
5,26% от общего количества квалифицирующих признаков, однако она несколько увеличилась
в Уголовном уложении 1903 г.
до 12,29%.
В этой категории признаков указывается на особо охраняемый или менее ценный предмет либо на пользующегося повышенной охраной закона потерпевшего (например, несовершеннолетнего, женщину, родственника виновного, начальника).

В целом в дореволюционном развитии уголовного права России наблюдается сокращение видов признаков, дифференцирующих наказание (но не их числа), более ясная их формулировка, четкое определение места в структуре нормативного акта.
Закон выделяет группу признаков, характерных для отдельной категории преступлений (хищений, убийств и др.).

Как отмечалось ранее, к концу XIX в.
заметное влияние на развитие уголовного права России стали оказывать результаты научных исследований в сфере юриспруденции.
Эго не могло не затронуть и дифференцирующие
[стр. 97]

(упомянуты 531 раз), место и время (95 и 32), преступные последствия (64), насилие (28), важные и особо важные случаи (18), группу лиц, толпу (16), добровольный отказ, явку с повинной и деятельное раскаяние (20).
Разумеется, ряд признаков специфичен и не воспринят современным уголовным законом, что в основном объясняется особенностями отдельных видов преступлений (например, преступления против веры, запрещенные дуэли и пр.).
В некоторых случаях причиной исключения из закона квалифицирующих признаков послужила крайняя расплывчатость формулировок.
Например, в ч.
2.
ст.
448 Уложения 1845 г.
было предусмотрено смягчение наказания за такое должностное преступление, как "неполнота и неверность дела" по причине "каких-либо особенных, могущих до некоторой степени служить извинением обстоятельств".

В современном законодательстве уже не встречаются столь аморфные формулировки.
Изменения в законодательном закреплении квалифицирующих признаков можно проследить на примере разновидностей повторности.
На протяжении действия Уложения регламентация повторности подвергалась значительным изменениям.
Так, самые распространенные в Уложении 1845 г.
конструкции — совершение преступления "в первый-второй-третий раз" (123), "первый-второй" (78), "первый-второй-третийчетвертый" (25), закрепленные, кстати, исключительно в санкции статьи, постепенно заменялись иными видами повторности.
Унифицировалась терминология: для обозначения преступления, совершенного второй раз, уже не использовалось такое множество терминов (вторично, вновь, повторно, неоднократно, во второй раз).
К 1903 г.
из 48 случаев упоминания в законе повторности 17 приходилось на новый признак — совершение преступления в виде промысла, а конструкция "совершение Стр.113 преступления в первый-второй-третий раз" употреблена лишь однажды.
Таким образом, даже те квалифицирующие признаки, которые сохранялись в законе длительное время, существенно изменялись и уточнялись по мере развития законодательства.
Значительная часть квалифицирующих и привилегирующих признаков характеризует субъективную сторону состава преступления.
В
1845 г.
их доля составила 9,20%, позднее несколько увеличилась — до 13,17% в 1885 г.
и 11,39% в 1903 г.
Среди этой категории признаков — "корыстные и иные личные, противозаконные виды"
(самый распространенный — встречается 37 раз), близкий к существующему ныне признак "в состоянии душевного волнения" (5 случаев).
Остальные характеризуют разновидности умысла, мотивов и целей.

Квалифицирующие и привилегирующие признаки, характеризующие субъект преступления, составили

[стр.,98]

стабильную часть всех квалифицирующих признаков в Уложении редакции 1845 и 1885 гг.
(соответственно 9,04 и 9,28%), позднее в Уложении 1903 г.
доля их снизилась (до 4,68%).
Около половины этой группы признаков — характеристики субъекта по профессиональному, служебному или должностному положению, распространены были и признаки, определяющие социальное, семейное положение и национальность.
В самую малочисленную группу вошли квалифицирующие и привилегирующие признаки, характеризующие объект преступления.
В
1845 г.
доля их составила 5,07%, в 1885 — 5,26% от общего количества квалифицирующих признаков, однако она несколько увеличилась к 1903 г.
— до 12,29%.
В этой категории признаков указывается на особо охраняемый или менее ценный предмет либо на пользующегося повышенной охраной закона потерпевшего (например, несовершеннолетнего, женщину, родственника виновного, начальника).

С развитием законодательства прослеживаются тенденции сокращения видов квалифицирующих и привилегирующих признаков (но не их числа), более ясной их формулировки, определения места в структуре нормативного акта.
Закон выделяет группу признаков, характерных для отдельной категории преступлений (хищений, убийств и др.).

Интересен такой прием, закрепление квалифицирующих признаков в начале главы (например, в ст.
1 гл.
4 раздела 1 Уложения о наказаниях).
Стр.114 В Уложении о наказаниях многочисленны примеры законодательного толкования квалифицирующих признаков.
Например, в ст.
456 толкуется признак "корыстные и иные личные виды", влияющий на квалификацию должностного преступления, а в ст.
406 — "вымогательство" как признак лихоимства.
Под вымогательством понимались: "(I) всякая прибыль или иная выгода, приобретаемая по делам службы притеснениями или же угрозами и вообще страхом притеснения; (2) всякое требование подарков или же неустановленной законом платы, или ссуды, или же каких-либо услуг, прибылей или иных выгод по касающемуся до службы или должности виновного в том лица делу или действию под каким бы то ни было видом или предлогом; (3) всякие не установленные законом или в излишнем против определенного количества поборы деньгами, вещами или чем-либо; (4) всякие незаконные наряды обывателей на свою или же чью-либо работу".
По-видимому, законодательное толкование вымогательства как признака лихоимства было обусловлено сложностью его применения, о чем свидетельствует неоднократное разъяснение его содержания в приговорах уголовного кассационного департамента Сената1.
Те же причины побудили авторов замечаний на проект Уголовного уложения внести предложения по законодательному толкованию признака

[Back]