|
телами-объектов власти. Это как бы микроуровень власти, где власть-имеет свое телесное воплощение и эффекты. Во взаимоотношениях «власти» и «тела» появляется неизбежно третий элемент «знание». Под знанием* в данном контексте Фуко понимает не абстрактное знание «истины вообще», а конкретное, технологическое знание по типу «кпо\у-Ьо\у». Оно абсолютно неотделимо от любого использования власти, поскольку успешный контроль над объектом любого рода (природа, человек) требует знания его свойств, силы, реакций, возможности влиять на него в ту или иную сторону. В этом смысле знание становится силой. Фуко основывает свое изучение истории наказания (а также истории правительства и политической власти) на серии отношений между властью, знанием и телом. Хотя Фуко прямо на это никогда не указывал, отношения «власть знание тело» составляют далее неразложимый базис общества и исторического процесса: тела, охваченные отношениями «власть — знание», становятся субстратом, который становится основанием для социальных отношений и социальных институтов. Фуко полагает, что изменение форм наказания нельзя объяснить с позиций растущей гуманизации общества, смягчения нравов (усиления «чувствительности» и сострадания). Это все только поверхностный слой событий. В основе произошедших изменений лежат отношения «власть — знание — тело». «Дисциплина и наказание» начинается с части, посвященной смыслу физического наказания и пыток, применявшихся при «старом режиме». Прежде всего, по Фуко, пытка использовалась для выявления истины и приведения обвиняемого к покаянию. Судебная пытка допускалась только в тех случаях, когда вина обвиняемого была достаточно очевидной. В этом смысле церемония публичного наказания становится актом раскрытия истины для публики, истины, которая до этого была тайной; пытка на эшафоте была явленным всем актом воздаяния за преступление и в то же время актом истины. 118 |
277 политической сферой или областью конфликта. Власть может также рассматриваться в своем продуктивном аспекте, поскольку она направляет людей к определенной цели и, в конечном результате, часто укрепляет их тело в результате систематического упражнения. Власть всегда действует нс только на индивида, но и посредством индивида, который является в то же время ее локомотивом. Фуко описывал в своей лекции это следующим образом: «Индивид не понимается как некое элементарное ядро... примитивный атом, множественный и инертный материал, на котором замыкается власть или против которого она действует, и, действуя так, она подавляет или уничтожает индивидов. На самом деле, это уже один из первичных эффектов власти, что определенные тела, определенные жесты, определенные дискурсы, определенные желания становятся идентифицированными и составляют индивидов. Индивид, таким образом, не противоположен власти; это, как мне кажется, один из ее первичных эффектов. Индивид это результат власти, и в то же самое время, или, точнее, ровно настолько, насколько он результат, он и элемент ее формирования. Индивид, которого власть создает, есть в то же время ее двигатель».1 Во взаимоотношениях «власти» и «тела» появляется неизбежно третий элемент «знание». Под знанием в данном контексте Фуко понимает не абстрактное знание «истины вообще», а конкретное, технологическое знание по типу «кпо\у-Ьо\у». Оно абсолютно неотделимо от любого использования власти, поскольку успешный контроль над объектом любого рода (природа, человек) требует знания его свойств, силы, реакций, возможности влиять на него в ту или иную сторону. В этом смысле знание становится силой. Чем лучше мы знаем объект приложения власти, тем успешнее мы можем его контролировать. Для Фуко власть и знание совершенно нераздельно, интимно связаны, потому что увеличение знания приводит к усилению власти, а усиление власти позволяет познать объект ее осуществления глубже. Фуко считал, что «науки о человеке» (гуманитарные дисциплины и социальные 1 Роисаик М. Т\уо 1ес(иге$ //Сп^ие ап<1 Рстсг. Ей!. М. Ке11у. Ьопйоп, 1994. Р. 36. 278 науки), возникшие в XVIII и XIX вв., не были некоторым независимым интеллектуальным предприятием, а возникли как формы знания и техники, направленные на управление человеческим телом. Фуко основывает свое изучение истории наказания (а также истории правительства и политической власти) на серии отношений между властью, знанием и телом. Хотя Фуко прямо на это никогда не указывал, отношения «власть знание тело» составляют далее неразложимый базис общества и исторического процесса: тела, охваченные отношениями «власть ~ знание», становятся субстратом, который становится основанием для социальных отношений и социальных институтов.1 Фуко полагает, что изменение форм наказания нельзя объяснить с позиций растущей гуманизации общества, смягчения нравов (усиления «чувствительности» и сострадания). Это все только поверхностный слой событий. В основе произошедших изменений лежат отношения «власть знание тело». Задача Фуко показать, как это происходило. «Спектакль на эшафоте»2 — смысл физического наказании. «Дисциплина и наказание» начинается с части, посвященной смыслу физического наказания и пыток, применявшихся при «старом режиме». Фуко рассматривает это как специфическую стратегию доминирования. Пытки на эшафоте регламентировались очень тщательно. Это не было каким-то чистым зверством. Пытка приводила в соответствие качество, силу и длительность причиняемой боли тяжести преступления, личности преступника и ранга жертвы.3 Фуко приводит в качестве примера страдания грешников в аду у Дайте Алигьери, где за каждый грех полагается строго специфическая вечная мука. Прежде всего, по Фуко, пытка использовалась для выявления истины и приведения обвиняемого к покаянию. Судебная пытка допускалась только в тех ' Подробнее см.: Кои&е ). Ро^ег / Кпо\у1ес1§е // ТЬс СатЬп<1§е Сотрапюп Ю РоисаиК. 1_опбоп. 1994. Р. 92 114; П. 0аг1апс1. РштЬтеп! апс! Мойет $оЫе1у. СЫса§,о, 1990. Р. 137 139. 2 Так называется вторая глава книги Фуко н английском переводе (под редакцией самого Фуко). В русском переводе (с французского) вторая глава называется «Блеск казни», что по нашему мнению неточно передает смысл главы. 5 Фуко М. Натирать и наказывать. М., 1999. С. 48-51. 279 случаях, когда вина обвиняемого была достаточно очевидной. Фуко пишет: «Пытаемое тело вписывалось в судебную церемонию, которая должна была * произвести, открыть для каждого взгляда истину преступления». И дальше Фуко продолжает: «Во Франции, как и в большинстве европейских стран, (примечательное исключение составляла Англия), все судопроизводство, вплоть до вынесения приговора, было тайным, иными словами непрозрачным не только для публики, но и для самого обвиняемого. Оно происходило без него; по крайней мере, он не мог ознакомиться ни с составом обвинения, ни с показаниями свидетелей, ни с уликами».1 В этом смысле церемония публичного наказания становится актом раскрытия истины для публики, истины, которая до этого была тайной; пытка на эшафоте была явленным всем актом воздаяния * за преступление и в то же время актом истины. Во-вторых, публичное наказание должно рассматриваться в рамках особенностей политического режима классической эпохи. Согласно политическому учению того времени, любое преступление является преступлением против суверена, поскольку закон это воплощение воли суверена. Наказание, в этом смысле это акт воздаяния, оправдываемый правом суверена вести войну против своих врагов. Наказание символизировало сражение за право суверена господствовать. Отсюда использование разного рода оружия против наказываемого, стремление повергнуть его в ужас.2 * Тело приговоренного становилось как бы пергаментом, на котором писались знаки власти (нанесение клейма, отрезание ушей, носа и т.д.). Рационализированный и тсхнологизированный вариант такого наказания изобразил Ф. Кафка в рассказе «В исправительной колонии», где специальная машина наказания пишет на теле приговоренного, разрывая и рассекая его, мудрое изречение суда (например, «Чти начальство свое»). Публичное наказание подобно относится к тому же ряду явлений, что и триумф в Древнем * Риме. Это торжественная церемония, означающая полную победу суверена над 1 Гам же. С. 53. ; Там же. С. 65 71. |