Фуко очень тонко подметил фундаментальное противоречие в рационализации наказания. С одной стороны, реформаторы стремились к формализации закона, к провозглашению принципа равенства всех' перед законом. С другой, тщательно разрабатывалась индивидуализация наказания, которая вытекала из принципа «истинности» наказания. В каждом конкретном случае рекомендовалось учитывать личность преступника, обстоятельства, приведшие к совершению преступления. За за одно и то же' преступление могло быть назначено разнос наказание. Фуко замечает по этому поводу: «Эта индивидуализация ляжет тяжелым грузом на всю историю современного уголовного права...»1. Мы видим, что в это время, по мнению Фуко, происходит переход от ретрибутивизма к консеквенциализму. Почему, несмотря на все требования реформаторов к индивидуализации наказания и их теоретические построения, тюрьма стала основным способом реформирования преступников. Как могла такое случиться? Да еще так быстро и повсеместно! Основное отличие Фуко от своих предшественников в исследовании установления тюремного заключения как основной формы наказания заключается в том, что он концентрирует свое внимание на внутренней технологии осуществления власти в тюрьме и на политическом значении тюрьмы. В центре он помещает проблему дисциплины. Фуко утверждает, что эпоха Просвещения, открыв демократию, ввела также и дисциплину. Фуко полагает, что только введение дисциплины во вес сферы жизни сделало возможным появление демократии. Без охвата всего общества системой дисциплины, которая принудила массы к упорядоченному, дисциплинированному существованию, «свобода» никогда не могла бы появиться. Без дисциплины невозможно было бы добровольное выполнение контрактных обязательств, на которых базируется капиталистический мир. Фуко считает, что дисциплина является неким «контрправом», и хотя она действует в рамках закона, она ослабляет рамки 121 Фуко Л/. Указ. соч. С. 144. |
284 Реформаторы подходили к проблеме «реформирования преступника» с некоторой интеллектуальной платформы предлагая символику воздействия, • «уроки правосудия», убеждение преступника, что в его интересах подчиняться закону, обучение его умению «подсчитывать» баланс между вознаграждением за преступление и наказанием за него. В противоположность этому подходу тюрьма удерживала тело преступника, тренировала его, упражняла, организовывала его время и маршрут движения для того, чтобы, в конце концов, реформировать его душу, которую считали «седалищем привычек». На преступника воздействовали «бихевиорально», удерживая его в заключении, манипулируя его поведением, формируя новые привычки, а не идейно, убеждая его, воздействуя на его моральные чувства. В этом разница между двумя • подходами, она в основном чисто технологическая, а не теоретическая или юридическая.1 Фуко очень тонко подметил фундаментальное противоречие в рационализации наказания. С одной стороны, реформаторы стремились к формализации закона, к провозглашению принципа равенства всех перед законом. С другой, тщательно разрабатывалась индивидуализация наказания, которая вытекала из принципа «истинности» наказания. В каждом конкретном случае рекомендовалось учитывать личность преступника, обстоятельства, приведшие к совершению преступления. Отсюда за одно и то же преступление • могло быть назначено разное наказание. Фуко замечает по этому поводу: «Эта индивидуализация ляжет тяжелым грузом на всю историю современного уголовного права...»2. Одной из самых главных задач работы «Надзирать и наказывать» стало объяснение, почему, несмотря на все требования реформаторов к индивидуализации наказания и их теоретические построения, тюрьма стала основным способом реформирования преступников. Как могла такое й случиться? Да еще так быстро и повсеместно! Основное отличие Фуко от своих ' Там жс. С. 199-206. * Там же. С. 144. предшественников в исследовании установления тюремного заключения как основной формы наказания заключается в том, что другие исследователи видели основой этого поворота определенную идеологию наказания. Они искали ответ во многом в интеллектуальной истории. Сюда относятся даже ученые, испытавшие на себе сильное влияние теории социального конфликта и являющиеся признанными лидерами социологии наказания это Дэвид Ротман и Майкл Игнатиефф.' Фуко концентрирует свое внимание на внутренней технологии осуществления власти в тюрьме и на политическом значении тюрьмы. В центре он помещает проблему дисциплины. Фуко так характеризует «дисциплину'»: «Исторический момент дисциплин момент, когда рождается искусство владения человеческим телом, на увеличение его ловкости и сноровки, направленное не только на усиление его подчинения, но и на формирование отношения, которое в самом механизме делает тело тем более послушным, чем более полезным оно становится, и наоборот»/ И далее: «Человеческое тело вступает в механизмы власти, которые тщательно обрабатывают его, разрушают его порядок и собирают».3 Дисциплина тела, по Фуко, имеет долгую историю. Но именно в классическую эпоху она начинает осуществляться сразу в нескольких сферах общества в армии, когда из простого крестьянина при помощи муштры делают воина, в монастыре, с его жестким уставом, в клинике, с ее лечебным режимом, в мануфактуре, в школе. С XVI века дисциплина начинает применяться везде, где это возможно. Фуко особое внимание уделяет роли дисциплины в армии, откуда потом она распространилась в другие социальные институты. Он приводит два контрастных описания. Первое, это описание «прирожденного воина», где характеризуется его телосложение и поведение. Основное в этом описании это мысль, что истинный воин имеет определенные природные характеристики, 1 1 См. 1цпапеГГМ. А Мсазиге оГРат: ТЬе Репйеппагу ш Ье 1пс11Шпа1 КеуоЦшол. Ьопдоп, 1978; О. Ко1Нтат. ТНе Г)$соч'егу оГ А$у1ит. Во51оп., 1971. ' Фуко М. Надзирать и наказывать. М., 1999. С. 201. *Там же. С. 201. 289 фигуру наблюдающего. Он должен был ощущать беспрерывное присутствие надзора за ним без всякого конкретного знания, кто это делает и в какой ♦ конкретный момент. «Паноптикон это машина для разбиения пары «видеть быть видимым»: в периферическом кольце некто полностью видим без всякой возможности видеть; в центральной башне некто видит все, оставаясь сам невидимым».1 А весь этот архитектурный аппарат «был машиной для создания и сохранения отношений власти, независящих от личности того, кто осуществляет се; короче говоря, заключенные должны быть пойманы в ситуацию власти, носителями которой будут они сами».2 Хотя Паноптикон как проект Бентама никогда не был реализован точно в таком виде, как его замыслил создатель, его принципы были вскоре использованы во многих ^ социальных институтах. Возможно, что общество в целом начало реформироваться по принципу Паноптикона (Фуко, к несчастью, наметил эту мысль только «пунктиром» Н.Щ.). Фуко утверждает, что современное западноевропейское общество это «дисциплинарное общество»; «общество надзора», его члены объекты «бесконечного изучения» в «машине Паноптикона».3 Как же быть в этом случае с демократическими свободами западного общества? «Дисциплинированная демократия». Фуко утверждает, что эпоха Просвещения, открыв демократию, ввела также и дисциплину. Фуко полагает, # что только введение дисциплины во все сферы жизни сделало возможным появление демократии. Без охвата всего общества системой дисциплины, которая принудила массы к упорядоченному, дисциплинированному существованию, «свобода» никогда не могла бы появиться. Без дисциплины невозможно было бы добровольное выполнение контрактных обязательств, на которых базируется капиталистический мир. Фуко считает, что дисциплина является неким «контр-1 фавом», и хотя она действует в рамках закона, она ослабляет рамки закона, увеличивая неравенство между социальными ' Там же. С. 295. 2 Там же. С. 294. 3 Там же. С. 294, 295, 297, 298, 301. |