|
менялся. Он приспосабливался к международному мнению, маскировался; латентизировался и как-тосмягчался. От методов циничной, открытой, кровавой и массовой расправы над непослушными в 30-е годы, он переходил к более тайным, изощренным, менее массовым, но изуверским методам «психушек» для тех же непослушных, методам их негласного «выдавливания» из политической, общественной и даже трудовой жизни, что было равносильно той же смерти, только гражданской. Процесс этот протекал непоследовательно. Таким же путем заполнялись образовавшиеся в тотальном контроле пробелы, часто только декларативно, отдельными демократическими или псевдодемократическими вкраплениями-. Тем не менее, репрессивность контроля объективно уменьшалась. Снижалась, и его эффективность. В период горбачевской перестройки этот процесс приобрел более интенсивный, «неплановый» характер. Он все больше выходил из-под привычного контроля властей. История не знала закономерностей перехода от тоталитарного режима к демократическому правовому государству. В последние 20 лет существования СССР развивался процесс демократизации деятельности системы уголовной юстиции (что, естественно, следует оценить позитивно), но он одновременно сопровождался интенсивным ростом преступности, не столько регистрируемой (она регулировалась), сколько реальной, снижением социально-правового контроля за криминалом и как следствие последнего ростом латентности криминальных деяний. Все эти процессы повышали криминогенность жизни и деятельности в стране. Рост и безнаказанность преступности самодстерминировали ее дальнейший рост. В предперестроечньте годы и в годы перестройки все эти противоречивые криминогенные процессы на фоне серьезного экономического, организационного и политического дисбаланса еще более усилились. Но власти это уже мало волновало. Контроль над преступностью переживал самый настоящий кризис. Первые попытки реального выхода из него начались в 1995-1996 гг. 162 |
Глава 2. Тенденции преступности в СССР 69 5. Преступность (судимость) в континууме: тоталитаризм — демократия Излом криминологических тенденций на стыке сталинского и постсталинского времени вроде бы свидетельствует о существенных изменениях в природе социального контроля в СССР. Однако такой вывод, на мой взгляд, ошибочен. Советский режим за все время своего существования был по своей сути репрессивно-авторитарным. Но под давлением внешних и внутренних исторических процессов характер авторитаризма тактически менялся. Он приспосабливался к международному мнению, маскировался, латен-тизировался и как-то смягчался. От методов циничной, открытой, кровавой и массовой расправы над непослушными в 30-е годы он переходил к более тайным, изощренным, менее массовым, но изуверским методам "психушек" для тех же непослушных, методам их негласного "выдавливания" из политической, общественной и даже трудовой жизни, что было равносильно той же смерти, только гражданской. Процесс этот протекал непоследовательно. Таким же путем заполнялись образовавшиеся в тотальном контроле пробелы, часто только декларативно, отдельными демократическими или псевдодемократическими вкраплениями. Тем не менее репрессивность контроля объективно уменьшалась. Снижалась и его"эффективность". В период горбачевской перестройки этот процесс приобрел более интенсивный, "неплановый" характер. Он все больше и больше выходил из-под привычного контроля властей. История не знала закономерностей перехода от тоталитарного социализма к демократическому правовому государству. Их не ведали и архитекторы перестройки, жаждущие невозможного — очеловечивания социализма. Да и люди на 1/6 части суши, никогда не знавшие демократии и уважения к личности, под появляющейся свободой, с которой началась перестройка, понимали не волю, ограниченную законом, а только одну волю, ибо уважения к закону никогда не было ни у властей, ни у народа. Поэтому сколько-нибудь последовательного перехода к декларативному правовому государству не получилось. Он искажался, деформировался, а в более слабых местах становился обвальным. Этому способствовал паралич всей правоохранительной системы, оказавшейся в эпицентре справедливой и огульной демократической критики. Уголовная юстиция стала "козлом отпущения" за все преступления гулаговского режима. Из властного триумвирата, кому (по Яковлеву) принадлежало все в СССР (партаппарат, хозаппарат и аппарат насилия), больше всех за прошлое Досталось аппарату насилия, меньше — партаппарату, который быстро сориентировался в новой обстановке и многое ухватил, и совсем не пострадал, а укрепился всемогущий хозаппарат, который акционировал, приватизировал и присвоил народную собстзенность. И если капиталист Людвиг Эрхард и коммунист Дэн Сяопин, несмотря на несовместимость их идеологических взглядов, |