|
предотвращение роста преступности, обеспечение безопасности граждан. Дюркгейм считает, что, несмотря на это, сущность наказания не изменилась. Дюркгейм отмечает, что явным признаком желания отомстить преступнику является принцип соответствия наказания преступлению: за более тяжелые преступления преступник получает больший срок с более суровым режимом. Что это как не проявление страсти и гневного желания отплатить, а так же ретрибутивизма в наказании? По Дюркгейму, система наказания может преследовать определенные рациональные, строго утилитарные цели, вести себя бесстрастно и прагматически, исходить из консеквенциалистких принципов, но на некотором «глубинном» уровне продолжает «работать» страсть к отмщению, которая оказывается как бы горючим для процесса вынесения и исполнения приговора. Дюркгейм пишет, что современное наказание исполняется гораздо более систематизировано, без страданий невинных (родственники теперь не несут ответственности; исключением оказываются родители несовершеннолетних, но они несут очень ограниченную ответственность за преступления своих детей); оно противоположно абсурдному насилию со слепыми страстями, поскольку оно создает жестко фиксированные рамки для этих страстей. Но, тем нс менее, гнев составляет «душу наказания». Дюркгейм очень отчетливо показывает, что мыслить о наказании как о продуманном, рациональном инструменте социального контроля, значит упускать самое существенное в нем, принимая поверхностные формы за сущность. Сущностью являются иррациональные эмоции, связанные с чувством по отношению к сакральному и тому, кто нанес этому сакральному ущерб. Это эмоциональная реакция, которая вспыхивает при нарушении почитаемых ценностей. Хотя институционализация приводит к рутинизации ритуала наказания, придавая ему рационально-бесстрастный характер, в сущности наказания, в его сердцевине лежит чистый гнев. Идеи Дюркгейма сыграли большую роль не только для социальной философии и социологии наказания, но и для социологии девиантного |
40 повергает ниц перед телом Патрокла1). Иногда и этого мало наказанию подвергают родственников преступника, его скот и его недвижимую собственность. Так все длится, пока весь «горючий материал» страсти наказать не обращается в пепел. В современном обществе такие страсти не лежат на поверхности. (Хотя можно заметить, что в современной России эти страсти видны достаточно хорошо. Западные политики редко выдают свои страсти в такой области, как борьба с преступностью Н.Щ.). Дело в том, что официальный пенологический дискурс это коррекция, предотвращение роста преступности, обеспечение безопасности граждан. Дюркгейм считает, что несмотря на это, сущность наказания не изменилась. Дюркгейм пишет: «Природа обычая (наказания Н.Щ.) не обязательно изменяется от того, что изменяются сознательные намерения применяющих его людей. Она может, на самом деле, продолжать играть ту же роль, как и прежде, не будучи сознательно воспринимаемой»1 2. Дюркгейм отмечает, что явным признаком желания отомстить преступнику является принцип соответствия наказания преступлению: за более тяжелые преступления преступник получает больший срок с более суровым режимом. Что это как не проявление страсти и гневного желания отплатить? Л судебная риторика? Действительно, часто трудно скрыть кипящие на суде и вокруг него страсти. В менее либеральных и «политкорректных» обществах таких, как Россия часто эмоциональная сторона наказания вообще не скрывается. Достаточно провести мысленный эксперимент, представив себе, что убийцаманьяк Чикатило не был бы казнен, а объявлен невменяемым. Какие поднялись бы вокруг этого страсти! Но и в странах с укоренившейся демократической традицией и нейтральной пенологической риторикой никогда не ставят на референдум такую вещь, как смертная казнь из-за слишком явной «эмоциональной перегруженности» этого вопроса. В России также принят 1 Гомер Илиада. Песнь XXI1, ст. 395 405; XXI11 ст. 24 25. 2 Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М., 1991 С. 87. Второе предложение дается в моем собственном переводе, поскольку в русском издании смысл туманен Н.Щ. » "'ССИИСКАЯ „ *'^ДАРСТВЕННАЯ 41 БИБЛИОТЕКА мораторий на смертную казнь при мнении большинства населения о необходимости её сохранения. По Дюркгейму, система наказания может преследовать определенные рациональные, строго утилитарные цели, вести себя бесстрастно и прагматически, но на некотором «глубинном» уровне продолжает «работать» страсть к отмщению, которая оказывается как бы горючим для процесса вынесения и исполнения приговора. Дюркгейм пишет, что современное наказание исполняется гораздо более систематизировано, без страданий невинных (родственники теперь не несут ответственности; исключением оказываются родители несовершеннолетних, но они несут очень ограниченную ответственность за преступления своих детей); оно противоположно абсурдному насилию со слепыми страстями, поскольку оно создает жестко фиксированные рамки для этих сзрастей. По, тем не менее, гнев составляет «душу наказания».1 Дюркгейм очень отчетливо показывает, что мыслить о наказании как о продуманном, рациональном инструменте социального контроля, значит упускать самое существенное в нем, принимая поверхностные формы за сущность. Сущностью являются иррациональные эмоции, связанные с чувством по отношению к сакральному и тому, кто нанес этому сакральному ущерб. Это эмоциональная реакция, которая вспыхивает при нарушении почитаемых ценностей. Хотя институционализация приводит к рутинизации ритуала наказания, придавая ему рационазьно-бесстрастный характер, в сущности наказания, в его сердцевине лежит чистый гнев. Несмотря на то, что государство монополизировало право на насилие, в процессе наказания участвуют широкие слои населения, выражающие свои эмоции как непосредственно в зазе суда, так и высказывая свое мнение при помощи средств массовой информации. Это меньше заметно в демократических государствах и более явно видно в тотазитарных. Достаточно вспомнить народный гнев, сопровождавший процессы над «вредителями» и «шпионами» в 30-е гг. в СССР, «культурную революцию» в Китае. Все эти «волны народного 46 поставить под свой контроль уличную преступность в Южном Бронксе, что привело к появлению химерических кварталов без жителей, отметкам на * справочниках для туристов, что этот район очень опасно посещать и т.д. В России самым ярким примером неспособности властей силой пресечь преступления является Чечня. Упустив возможность сразу установить там правление закона, российские власти вызвали там полное разрушение морального порядка. Проведенная затем военная акция оказалась бесполезной, поскольку существовавший ранее моральный порядок оказался уже невосстановимым. Потребуется еще много лет для стабилизации ситуации в Чечне. Известный немецкий социолог Ральф Дарендорф с совершенно иных * теоретических позиций, чем Дюркгейм в своей работе «Закон и порядок» пишет о том, что карательные санкции по отношению к преступникам должны обладать определенной действенной силой. Он приводит как пример отсутствия такой силы крайнее смягчение наказаний за уголовные преступления в послевоенной Европе и США по отношению к несовершеннолетним и совершившим преступления в первый раз. По большей части они получали либо условное наказание, либо наказание с отсрочкой исполнения приговора. Это выглядело как «отмена наказания».1 Подобного Л рода интерпретация событий наблюдалась и у жителей Нью-Йорка . Для * Дюркгейма, одна ко, гораздо более важна экспрессивная и объединяющая функции наказания, поскольку для подавления преступности он видит гораздо более эффективные средства, укорененные в моральном порядке общества, в коллективной солидарности. Эти идеи Дюркгейма сыграли большую роль не только для социальной философии и социологии наказания, но и для социолог ии девиантного поведения и криминологии. Можно сказать, что мало кто из работавших в этих областях не испытал влияния идей французского ь -------------------------------1 Пагеп<1огГК. Ьам* агн! Огдсг, Ьоп<1оп, 1985. Р. 22. 2 СамеПапо Т., МсСагге!. Е. ТЪе РоНпсх оГЬа\у апд Огчкг: Сазе 51иПу Гог ЕуМепсе оГ а СопШс! Мо0е1 оГгНе Сптша1 Ьа\у Рогтапоп Ргоссзз // ,1ота1 оГ КсзсагсЬ т Опте ап<1 ОсПгциспсу. Уо1 28 N0 3 Аи&из» 1991. Р 304 329. |