Проверяемый текст
А.Д. Бойков. Третья власть в России. Очерки о правосудии, законности и судебной реформе 1990-1996 гг. - М., 1997
[стр. 124]

125 смотревших судебное решение как единственное основание применения наиболее важных мер процессуального принуждения (арест, ограничение тайной переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, обыск).
Эти конституционные решения требуют, естественно, внесения серьезных изменений в уголовно процессуальный закон и в Закон о прокуратуре.

Дискуссии в этой связи ведутся вокруг вопроса, — как сделать, чтобы с одной стороны максимально обеспечить права личности,
а с другой — не ослабить борьбу с преступностью, не препятствовать органам дознания, предварительного следствия и прокуратуре оперативно пресекать преступную деятельность и изобличать преступника.
Данный вопрос тесно связан с понятием прокурорской функции уголовного преследования, в которой в качестве обязательного элемента присутствует надзор прокурора за законностью оперативно-розыскной деятельности, дознания и предварительного следствия.

Ослабив этот элемент прокурорского надзора или исключив его вовсе, заменив судебным надзором, не подорвем ли
функции уголовного преследования.
И в какой мере ослабление прокурорского надзора может быть компенсировано судебным?
Понятие «судебный надзор» в теории и практике процесса традиционно применялось к обозначению порядка пересмотра решений и приговоров, вступивших в законную силу, или как надзор вышестоящих судов за судебной деятельностью (ст.24 УПК, ст.
11 ГПК РСФСР).
Перед судом никогда не стояла в качестве самостоятельной задача надзора за законностью деятельности органов расследования или каких либо иных органов и все же она в известной мере им выполнялась при отправлении правосудия по конкретным делам, в частности, путем корректировки
деятельности органов расследования и прокуратуры с точки зрения законности и справедливости.
Суд может изменить меру
[стр. 257]

зультатами предшествующей является естественным и традиционным.
Вопрос этот приобрел новое содержание и остроту в связи с введением судебного контроля за применением ареста в качестве меры пресечения (Закон от 23 мая 1992 г.).
Изучение судебной практики с целью выяснить, как часто и насколько серьезные нарушения законов допускались прокурорами при санкционировании ареста в ходе предварительного расследования, насколько эффективен контроль суда позволило установить, что в суды обжалуется в среднем не менее 5% санкций прокурора на арест и случаев продления срока содержания под стражей.
Удовлетворяется из числа жалоб до 19%, или около одного процента от всех санкций прокурора, связанных с арестом.
Результаты судебного контроля за законностью и обоснованностью заключения под стражу, как видим, не ставят под сомнение целесообразность и необходимость контроля прокурором законности ареста на время до принятия судебного решения.
Идея передачи некоторых надзорных полномочий прокурора суду нашла дальнейшее развитие в ст.ст.
22, 23, 25 Конституции РФ, предусмотревших судебное решение как единственное основание применения наиболее важных мер процессуального принуждения (арест, ограничение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, обыск.
В отношении обыска допускаются варианты в федеральном законодательстве).
Эти конституционные решения требуют, естественно, внесения серьезных изменений в уголовно-процессуальный закон и в Закон о прокуратуре.

Наши дискуссии в этой связи ведутся вокруг вопроса —как сделать, чтобы, с одной стороны, максимально обеспечить права личности, с другой — не ослабить борьбу с преступностью, не препятствовать органам дознания, предварительного следствия и прокуратуре оперативно пресекать преступную деятельность и изобличать преступника.
Данный вопрос тесно связан с понятием прокурорской функции уголовного преследования, в которой в качестве обязательного элемента присутствует надзор прокурора за законностью оперативно-розыскной деятельности, дознания и предварительного следствия.

256

[стр.,258]

Ослабив этот элемент прокурорского надзора или исключив его вовсе, заменив судебным надзором, не подорвем ли функцию уголовного преследования? И в какой мере ослабление прокурорского надзора может быть компенсировано судебным? Все это нелегкие вопросы, которые нельзя решать волевым путем, опираясь только на ведомственные интересы.
Понятие «судебный надзор» в теории и практике процесса традиционно применялось к обозначению порядка пересмотра решений и приговоров, вступивших в законную силу, или как надзор вышестоящих судов за судебной деятельностью (ст.24 УПК, ст.И
ГПК РСФСР).
Перед судом никогда не стояла в качестве самостоятельной задача надзора за законностью деятельности органов расследования или каких-либо иных органов.
И все же она в известной мере им выполнялась при отправлении правосудия по конкретным делам, в частности, путем корректировки
решений органов расследования и прокуратуры с точки зрения их законности и справедливости.
Суд мог изменить меру пресечения, избранную в ходе расследования, внести изменения в обвинение, прекратить дело, оправдать обвиняемого, констатировав при этом не только нарушение закона, но и указав должностных лиц, виновных в допущенных нарушениях.
Реформа процессуального законодательства 1958—1960 гг.
усилила это направление деятельности суда, обязав его реагировать частным определением на установленные по делу факты нарушения законов государственными органами, общественными организациями или должностными лицами, обращая особое внимание на нарушение закона при производстве дознания, предварительного следствия или при рассмотрении дела нижестоящим судом.(ст.
212, 321, 355, 378 и др.
УПК РСФСР).
Здесь просматривается надзорная функция суда, оснащенная специальным средством реагирования.
Конституция 1993 г.
делает в этом отношении еще один важный шаг.
Это логично, ибо отвечает идее повышения роли судебной власти, расширению судебной защиты прав и свобод граждан (ст.46 Конституции).
9.
Третья власть 257

[Back]