Проверяемый текст
А.Д. Бойков. Третья власть в России. Очерки о правосудии, законности и судебной реформе 1990-1996 гг. - М., 1997
[стр. 125]

126 пресечения избранную в ходе расследования, внести изменения в обвинение, прекратить дело, оправдать обвиняемого, констатируя при этом не только нарушение закона, но и указав должностных лиц, виновных в допущенных нарушениях.
Реформа процессуального законодательства 1958-1960 гг.
усилила это направление деятельности суда, обязав его реагировать частным
определениям на установленные по делу факты нарушения законов государственными органами, общественными организациями или должностными лицами, обращая особое внимание на нарушения закона при производстве дознания, предварительного следствия или при рассмотрении дела нижестоящим судом (ст.
ст.
21*2, 321, 355, 378 и др.
УПК РСФСР).
Здесь просматривается надзорная функция суда, оснащенная специальным средством реагирования.
Конституция
РФ 1993 г.
делает в этом отношении еще один важный шаг, это
отвечает идее повышения роли судебной власти, расширению судебной защиты, прав и свобод граждан (ст.
46 Конституции
РФ).
Конкретизируя конституционное положение в отраслевом законодательстве (УПК, Закон о прокуратуре) следует исходить из того, что надзорная функция суда является для него субсидиарной, выполняемой лишь при осуществлении главной функции — правосудия.
Следовательно, она имеет ограниченное значение и возможности ее реализации
ограниченны жесткими рамками процессуальных полномочий суда.
Может быть, поэтому для нас привычнее говорить не о надзоре суда, а о судебном контроле, хотя суть проблемы
не меняет.
Есть ряд соображений против замены прокурорского надзора судебным при применении в ходе расследования мер процессуального принуждения: снижается оперативность принятия
решения; возрастает опасность утраты доказательств и разглашения материалов следствия; снижается и уровень гарантий прав личности, ибо решение прокурора
[стр. 258]

Ослабив этот элемент прокурорского надзора или исключив его вовсе, заменив судебным надзором, не подорвем ли функцию уголовного преследования? И в какой мере ослабление прокурорского надзора может быть компенсировано судебным? Все это нелегкие вопросы, которые нельзя решать волевым путем, опираясь только на ведомственные интересы.
Понятие «судебный надзор» в теории и практике процесса традиционно применялось к обозначению порядка пересмотра решений и приговоров, вступивших в законную силу, или как надзор вышестоящих судов за судебной деятельностью (ст.24 УПК, ст.И ГПК РСФСР).
Перед судом никогда не стояла в качестве самостоятельной задача надзора за законностью деятельности органов расследования или каких-либо иных органов.
И все же она в известной мере им выполнялась при отправлении правосудия по конкретным делам, в частности, путем корректировки решений органов расследования и прокуратуры с точки зрения их законности и справедливости.
Суд мог изменить меру пресечения, избранную в ходе расследования, внести изменения в обвинение, прекратить дело, оправдать обвиняемого, констатировав при этом не только нарушение закона, но и указав должностных лиц, виновных в допущенных нарушениях.
Реформа процессуального законодательства 1958—1960 гг.
усилила это направление деятельности суда, обязав его реагировать частным
определением на установленные по делу факты нарушения законов государственными органами, общественными организациями или должностными лицами, обращая особое внимание на нарушение закона при производстве дознания, предварительного следствия или при рассмотрении дела нижестоящим судом.(ст.
212, 321, 355, 378 и др.
УПК РСФСР).
Здесь просматривается надзорная функция суда, оснащенная специальным средством реагирования.
Конституция
1993 г.
делает в этом отношении еще один важный шаг.
Это
логично, ибо отвечает идее повышения роли судебной власти, расширению судебной защиты прав и свобод граждан (ст.46 Конституции).
9.
Третья власть 257

[стр.,259]

И все же, конкретизируя конституционные положения в отраслевом законодательстве (УПК, Закон о прокуратуре) следует исходить из того, что надзорная функция суда является для пего субсидиарной, выполняемой лишь при осуществлении главной функции —правосудия.
Следовательно, она имеет ограниченное значение, и возможности ее реализации
ограничены жесткими рамками процессуальных полномочий суда.
Может быть поэтому для нас привычнее говорить не о надзоре суда, а о судебном контроле, хотя суть проблемы
это не меняет.
Есть ряд соображений против замены прокурорского надзора судебным при применении в ходе расследования мер процессуального принуждения: снижается оперативность принятия
решений; возрастает опасность утраты доказательств и разглашения материалов следствия; снижается и уровень гарантий прав личности, ибо решение прокурора под контролем суда надежнее, нежели решение одного судьи без права на обжалование и опротестование.
Ухудшаются и правовые условия обеспечения функции уголовного преследования, принадлежащей прокурору.
Но есть и доводы за расширение судебного контроля.
Во-первых, этого требуют приведенные выше конституционные нормы, которые едва ли будут изменены, ибо они соответствуют Декларации прав и свобод человека и гражданина (с.8, 9, 11).
Во-вторых, контроль суда как органа, не отвечающего за результаты расследования и состояние борьбы с преступностью, может оцениваться как более объективный, нежели прокурорский надзор.
Задача процессуальной науки состоит, надо думать, в поисках компромиссного решения, которое бы соединило преимущества и возможности прокурорского надзора с возможностями суда.
Мы полагаем, что в суд по вопросам применения мер процессуального принуждения должно направляться мотивированное представление следователя, завизированное надзирающим прокурором.
В случае отклонения судьей представления следователя, прокурору должно быть предоставлено право внесения представления от своего имени и право опротестования решения судьи.
Для производства обыска, поскольку это не противоречит Конституции, достаточно санкции прокурора (ст.25 258

[Back]