|
личности, автономность и неисчерпаемость которого как бы удостоверяется документально. Запечатленный в письменной форме процесс самопознания и самооценки персонажа приводит к тому, что вновь пережитые впечатления становятся фактом их дальнейшего осмысления. Это помогает выяснить, при помощи каких средств удается автору высказать свою точку зрения и внушить читателю определенное отношение к своим героям. Несмотря на доминирование субъектного повествования в ранних повестях Жадовской внутри этой повествовательной формы выявляются различные его типы: односубъектное повествование («Ни тьма, ни свет»), многосубъектное повествование («Переписка»), сочетание этих типов с обрамляющим авторским контекстом («Отрывки из дневника молодой женщины»). Авторское повествование в финале повести «Отрывки из дневника молодой женщины», в основе которого лежит диалог между жителями деревни, не только сообщает читателю о смерти главной героини, но и усиливает романтический контраст между «живым» и возвышенным, к которому принадлежала Мина, и «мертвым» и обыденным мужа, который «стоял у гроба, как мертвый, а она, точно живая лежала» (с. 259). В ранней прозе 10. Жадовская часто использует диалоговую форму повествования. «Через несколько минут вошел муж. / Что это, слезы? сказал он с досадой, О чем?/ так, мне взгрустнулось, отвечала я./ Начинается история! проговорил он вполголоса про себя; потом произнес громко: Если вы воображали, что я буду сидеть все с вами и зевать, то предупреждаю, вы ошиблись... («Отрывки из дневника молодой женщины», с.244). Драматическая напряженность повествования подчеркивается обилием глагольных форм и выражений, характеризующих внутреннее состояние героев: «сказал с досадой», «проговорил вполголоса», «потом произнес громко», «голос дрожал», «побледнела» и др., что вносит в повесть элемент сценичности. Чаще всего в ранних повестях Жадовской раскрывается эмоциональное отношение автора к изображаемым явлениям жизни, что направляет воспри |
автору запечатлеть свой «голос», свою «точку зрения» и внушить читателю определенное отношение к своим героям. Говоря о субъектных повествовательных формах среди других способов художественного описания, следует учитывать, «что субъектная организация есть соотнесенность всех отрывков текста, образующих данное произведение, с субъектами речи, теми, кому приписан текст (формально-субъектная организация), и субъектами сознания теми, чье сознание выражено в тексте (содержательно-субъектная организация)»1. Анализ повествовательной формы, авторской позиции и способов ее выражения в произведениях одного автора позволяет рассмотреть эволюцию жанровых форм и типа художественного мышления. Несмотря на доминирование субъектного повествования в ранних повестях Жадовской внутри этой повествовательной формы выявляются различные его типы: односубъектное повествование («Ни тьма, ни свет»), многосубъектное повествование («Переписка»), сочетание этих типов повествования с обрамляющим или завершающим авторским контекстом («Отрывки из дневника молодой женщины»). В повести «Ни тьма, ни свет» односубъектное повествование от лица молодой женщины художественно изображает анализ героиней собственной духовной жизни, что способствует проникновению в такие глубины человеческой души, которые недоступны постороннему взгляду. Главный герой повести «Простой случай» подросток Жозеф, испытывающий сильное любовное влечение к кузине, признается в своем дневнике: «Сердце у меня так и бьется, когда она подходит ко мне, оправляет мои волосы и целует меня в лоб», «слезы у меня так и застилали глаза, но я удержался; тут же сидела кузина, я не хотел плакать, пусть же она видит, что я уже не ребенок» (с.221). Его рассказ прерывается записками гувернера Ивана Ивановича, который также испытывает к кузине «страсть», но страдает не от отсутствия взаимного чувства, а от социального неравенства, от ощущения собственной «ничтожности» перед ней. Введение второго субъекта создает контраст, кото25 1 Корман Б.О. О целостности литературных произведений И Изд. АН СССР ! Серия литературы м языка, 1977, т. XXXII. №6. С.510. рый подчеркивает искренность и чистоту чувств подростка. Использование в повестях только субъектного повествования обуславливает и специфику авторской позиции. Она скрыта за повествователем, что позволяет говорить об определенном следовании романтической традиции, для которой характерна «размытость» границ между словом героя и автора.1 В повестях «Неумышленное зло», «Отрывки из дневника молодой женщины» интроспективный план дневниковой исповеди дополняется внешним ракурсом видения автора повествователя, который не развенчивает, а напротив, углубляет созданный им образ романтического героя. Так, основу повести «Неумышленное зло» составляют письма юноши из обедневшей дворянской семьи, влюбленного в замужнюю женщину. Обрамляющий авторский контекст, из которого читатель узнает о смерти Феди Миронова от неразделенной любви к «роковой» женщине Вере, еще более оттеняет неистовую страсть романтического героя. Объективное авторское повествование в финале повести «Отрывки из дневника молодой женщины», в основе которого лежит диалог между жителями деревни, не только сообщает читателю о смерти главной героини, но и усиливает романтический контраст между «живым» и возвышенным, к которому принадлежала Мина, и «мертвым» и обыденным, характеризующим ее поздно прозревшего мужа, который «стоял у гроба, как мертвый, а она, точно живая лежала». В повести «Переписка» многосубъектное повествование завершается объектным, что демонстрирует тенденцию автора к «объемности» художественного изображения, к созданию объективной картины действительности. Помимо переписки главных героев в повествование введены и письма соседей, подсматривающих «недозволенную» страсть. Авторское повествование в финале «Переписки» обобщает сложившуюся перед читателем картину и расставляет акценты. Многосубъектное повествование, отразившееся в переписке в отличие от самокоммуникации, свойственной дневниковой записи, предполагает 1 Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики.М., 1975, С. 138 26 голос, так плакать и хочется... Я сел возле нее /Ты любишь меня,Жозеф? / Я схватил и целовал ее руки.», с.226; «Отрывки из дневника молодой женщины»: «Через несколько минут вошел муж. / Что это, слезы? сказал он с досадой, О чем? / Так, мне взгрустнулось, отвечала я. / Начинается история! проговорил он вполголоса про себя; потом произнес громко: Если вы воображали, что я буду сидеть все с вами и зевать, то предупреждаю, вы ошиблись. / Эти слова так оскорбили меня, что я побледнела и почувствовала это. / Уверяю вас, сказала я мужу, и голос мой дрожал, что мне и в голову не приходила подобная мысль. Он быстро взглянул на меня и сказал тоном более мягким: В таком случае я ошибся, и виноват. / Тут он протянул мне руку, я держала ее и от души простила ему.»). Драматическая напряженность повествования подчеркивается обилием глагольных форм и выражений, характеризующих внутреннее состояние героев: «сказал с досадой»; «произнес громко»; «побледнела»; «голос дрожал» и другие, что вносит в повести элементы сценичности. Введенный в субъектное повествование диалог существенно изменял весь стиль изложения. Писательница стремилась не к рассказу о действительности, а к ес «показу», используя особую организацию повествования, когда все действие «подавалось» под углом зрения героя, или когда в описаниях автор выступал преимущественно как рассказчик-наблюдатель. В романтической прозе 30-х годов этот процесс впервые проявился ярко в творчестве Л.С. Пушкина, в произведениях которого «открыто звучали голоса действующих лиц».1 И меньше всего это создавалось авторским описанием, напротив, характеры начали выступать в драматической сцене, в диалоге.2 И в этом отношении проза Жадовской развивается в общем русле, творчески осваивая пушкинские «уроки» и художественные открытия. Используя преимущества односубъектного повествования (его лиризм и исповсдальность), Ю. Жадов1 Пронина В.А. Диалог в русской романтической прозе 30-х годов XIX в. ( В.Ф. Одоевский и Л.Л. Бестужев Марлинский). Дне... канд. филол. наук. Л., 1985. С.ПО. 2 Там же. |