Проверяемый текст
Хохлова Елена Вячеславовна. Жанровая эволюция прозы Ю. В. Жадовской (Диссертация 2002)
[стр. 43]

на каждом шагу будешь ты оскорбляема вдвойне, за него и за себя, теперь успокойся; карета у крыльца, поезжай на бал.
Там ждут тебя пышные наряды, фальшивая улыбка, блеск и
свет; там гремит музыка и под ее звуки, опьяненная быстротой танца, ты позабудешь, заглушишь безответный голос сердца и постигнешь ту силу, которую имеет бал для женщины.
В нем тонут ее печали, стихают страдания, мельчает чувство, рассеивается горе; в нем незаметно она отвыкает от внутренней жизни, и также незаметно переходит в жизнь внешнюю» (с.308-309).

Авторские мысли входят в образную систему всей повести в виде разнообразных авторских вкраплений: развернутые оценки, пейзаж, описание обстановки и др.
Авторские вкрапления часто можно обнаружить при переходе повествования от размышлений рассказчика о частных вопросах к вопросам общего порядка, вообще при расширении плана повествования, когда возникает необходимость раздвинуть рамки слишком узкой точки зрения рассказчика.
Так, Ю.В.
Жадовская включает в повесть «Непринятая жертва» историю жизни Лиды и ее дяди (приемного отца) Стоянова, а спустя некоторое время историю жизни художника Александра Эрова.
Типичная история для провинциального городка: Лида остается сиротой, и ее берет на воспитание богатый дядюшка, являющийся «большим патриотом», который «уважает и прославляет старину».
«Лида любила его, как отца; будучи круглой сиротой, привыкла к его, подчас взыскательному, нраву; не противоречила никогда его мнениям, будучи уже взрослой девушкой, из страха огорчить его; уважала его в душе, как умного, честного и благородного человека, хоть и вздыхала украдкой, когда он называл любовь глупостью и воображением» (с.297).
Используя прием контраста, Жадовская рисует другой портрет: «Теперь несколько слов о художнике.
Сын бедного живописца...Он не принадлежал к числу тех слабых, нервических людей, у которых вся деятельность сосредоточена в сердце; это, и по виду, был сильный, здоровый мужчина, созданный для действительной жизни и ее наслаждений, а не для фантастического, мечтатель
[стр. 34]

ния, романтических и реалистических сюжетных поворотов отражает стремление Жадовской к более объективному изображению жизни и характеров.
В повести «Непринятая жертва» Жадовская строит повествование от третьего лица, а «записки» выполняют лишь сюжетную функцию.
Авторское отношение открыто выражено в комментариях, которые сопровождают описание поступков героев: «Что это Лида? От чего вспыхнуло у тебя лицо? Отчего остановилась ты, будто пораженная страшной вестью? Что такое смутило тебя? Уж не глупый ли ответ слуги: никого, т.е.
никто, ничтожество? Он, которого любовь твоя возвела для тебя на такую высоту? Если это смутило тебя, то приготовься: на каждом шагу будешь ты оскорбляема вдвойне, за него и за себя, теперь успокойся; карета у крыльца, поезжай на бал.
Там ждут тебя пышные наряды, фальшивая улыбка, блеск и
свез; там гремит музыка и иод ее звуки, опьяненная быстротой танца, ты позабудешь, заглушишь безответный голос сердца и постигнешь ту силу, которую имеет бал для женщины.
В нем тонут ее печали, стихают страдания, мельчает чувство, рассеивается горе; в нем незаметно она отвыкает от внутренней жизни, и также незаметно переходит в жизнь внешнюю» (с.
308-309).

Но авторская точка зрения выражена лишь в подтексте через систему повествовательно-стилевых приемов, риторических вопросов, которые раскрывают эмоциональное отношение автора к изображаемым явлениям жизни и направляют восприятие читателя в нужное русло.
Они отражают установку писательницы на активное читательское сопереживание.
Но если в одних повестях («Простой случай», «Отрывки из дневника молодой женщины») изображение драматической судьбы ориентировано нфитательское «сопереживапие»(М.Цветаева), то в повести «Непринятая жертва» трагедия романтической личности рассматриваема с социальных позиций, что свидетельствует об эволюции мировоззрения писательницы.
Таким образом, субъектная форма в ранних повестях Ю.В.
Жадовской («Простой случай», «Ни тьма, ни свет», «Отрывки из дневника молодой женщины»), привнося с собой лиризм и интимность исповедального рассказа, вместе с тем приобретала разомкнутый, диалогический характер, обращая «голос» 34

[Back]