|
его изображении представление о таинственной незнакомке, тем самым усиливая интерес к раскрытию тайны. Когда же Платон узнал, кто скрывается под видом больной, то ощутил «какое-то неприятное чувство неловкости и досады». Следствие «узнавания» таинственного образа Юлии делает саму ситуацию более прозаической. В результате все ситуации, в которой оказываются герои, позволяют автору глубже раскрыть характеры персонажей. Одним из характерных приемов в повести является ирония. Иронией над романтическим героем проникнуты авторские описания в повести. Описывая Владимира, Жадовская отмечает: «Владимир был большой руки мечтатель и любил поговорить о «высоком и прекрасном». До сих пор он находил большое наслаждение красноречивым потоком выливать свои, немного романтические понятия и мысли, и, в своем юношеском увлечении мало заботился о возражениях тех, с кем говорил» (с. 329). Но в контексте следующей фразы, где слово «романтизм» используется в прямой характеристике героя, образ его приобретает иронический оттенок: « <...> туман романтизма начинал перед ним редеть, ум требовал обмена мыслей и взгляда на жизнь; в нем родилось желание прислушиваться к суждениям других, взвешивать и сравнивать эти суждения со своими» (с. 329). Или ситуация, когда Владимир, сомневаясь в чувствах Кати, просит Юлию узнать об истинном отношении невесты к нему («Если она выйдет за меня из страха и стыда изменить своему слову, ручаетесь ли вы за наше счастье? Откройте мне истину, я не хочу губить ее счастья», с. 339). Изначальное восприятие Владимира как романтического героя разрушается этим рациональным взглядом его на жизнь. Ю.В. Жадовская с определенной долей иронии переосмысливает романтические образы в данной повести. Используемые писательницей сравнения, метафоры, свойственные романтизму, приобретают в контексте повести иронический оттенок. Например, «Юлия больна! Эта весть громовым ударом пронеслась по домику Анны Петровны...», с.332; «Лицо молодого человека так приблизилось к голове Кати, что |
78 любил поговорить о «высоком и прекрасном». До сих пор он находил большое наслаждение красноречивым потоком выливать свои, немого романтические, понятия и мысли, и, в своем юношеском увлечении мало заботился о возражениях тех, с кем говорил» (С. 329). Но в контексте следующей фразы, где слово «романтизм» используется в прямой характеристике героя, образ его приобретает иронический оттенок: «...туман романтизма начинал перед ним редеть, ум требовал обмена мыслей и взгляда на жизнь; в нем родилось желание прислушиваться к суждениям других, взвешивать и сравнивать эти суждения со своими» (С. 329). Собираясь жениться на Кате, Владимир сомневается в ее чувствах, и просит Юлию узнать об истинном чувстве Кати к нему («Если она выйдет за меня из страха и стыда изменить своему слову, ручаетесь ли вы за наше счастье? Откройте мне истину, я не хочу губить ее счастья», С. 339). Изначальное восприятие Владимира как романтического героя разрушается этим рациональным взглядом его на жизнь. Средством выражения авторской иронии служит и ономастика: окружающие называют героя согласно романтической традиции Вольдемаром, а в авторской речи он именуется Владимиром. (Имя Владимир принадлежит и наделенному чертами романтика герою «Евгения Онегина», и одному из героев «Метели» Пушкина, где романтический сюжет редуцируется всем контекстом «Повестей Белкина»). Таким образом, ироническое переосмысление романтических образов и мотивов основывается на семантическом и стилистическом сдвиге, что позволяет говорить о достаточно последовательном ироничном отношении Жадовской к романтическим характерам, и редукции романтических тем и мотивов в структуре повести «Сила прошедшего». Но, с другой стороны, нельзя не отметить романтических тенденций в стиле повести. Романтический характер повествованию придает лиризм, выражающий авторскую позицию, интерес писательницы к эмоциональной сфере жизни. Открытый романтиками сложный мир страстей, динамика чувств накладывают отпечаток на экспрессивно-эмоциональную тональность описания 80 Это единство мироощущения, эмоциональных переживаний лирической героини и автора подчеркивается и тем, что в прозе, в авторском повествовании также ярко выражено субъективное лирическое начало. Голос автора в описаниях сближается с внутренним голосом главной героини. («Тихо и грустно потянулась для нее жизнь, и стало ей как-то скучно и лень в этом мире. Правда, иногда, звук музыки, красота цветка будили в ней затаенное страдание, вызывали горькие слезы, но это были минутные, незримые для других пробуждения...», С. 328). Таким образом, романтическое субъективное начало проявляется и на уровне стиля: в повествовании наблюдаются различные эмоциональноэкспрессивные вариации и сближение авторского повествования с «внутренней речью» героев. По, с другой стороны, в манере повествования «Силы прошедшего» отражается и авторская ирония над романтической стилистикой. Понимая под ироническим высказыванием «притворное приятие чужого пафоса, а на деле его дискредитацию как ложного»1, в авторском повествовании можно выделить конструкции, отражающие иронию писательницы, которая использует образы, сравнения, метафоры, свойственные романтизму, но которые в контексте повести приобретают иронический оттенок. (Например, «Юлия больна! Эта весть громовым ударом пронеслась по домику Анны Петровны...», С. 332; «Лицо молодого человека так приблизилось к голове Кати, что его жаркое дыхание слегка колыхало ей волосы. У бедняжки темнело в глазах...», С. 337; «...Это платье было прозрачно, как туман, и бело, как горный снег. Юлия была в нем восхитительна. Померанцевые цветы дрожали на ее голове...», С. 364). Авторская ирония в повести «Сила прошедшего» поддерживается и общим развитием литературного процесса. Если учитывать читательское восприятие, то в середине XIX века романтический стиль должен был оцениваться как ирония по отношению к высокому романтизму первой трети XIX века. ' Тюпа В.И. Художественность. // Введение в литературоведение М., 1999. С. 480. |