чувство было для меня слишком тяжело... Теперь оно прошло, я желаю вам добра...Я никогда не лгала перед вами, оттого вы и разлюбили меня... сказала она, задушая волнение... Я сказала правду, Платон; не спрашивай меня больше...Мне тяжело...Голос ее задрожал, она не могла скрыть слез, выступивших на глаза» (с.370). Данная сцена рисуется как бы с двух сторон: с одной стороны, показывается состояние главной героини, борьба между прошлым и настоящим, чувством и разумом, с другой стороны, признание Платона в любви возвращает нас к началу повести несостоявшейся свадьбе между ними. «Послушайте, продолжал он, только теперь, только в эту минуту, я понял, что люблю..., т.е. любил вас истинно, потому что ваше влияние надо мной пережило влияние многого и многих. Я потерял вас навсегда; чувствую это и скорблю; но обвинять мне в этом некого...»(с.З71). Несмотря на чувствительность и эмоциональность, Юлия способна объективно оценивать окружающих людей, понимать их характеры и объяснять их поступки, управлять своими чувствами. («Обманутая, неразгаданная Юля страдала. Оскорбление, не задушенная еще рассудком любовь, угнетали ее, но пуще всего мучило ее то, что он явился ей в другом свете. Она вдруг поняла его, и горько ей стало за человека, за свою душу, за свою любовь. В первые минуты она готова была возненавидеть его, но этот порыв вскоре уничтожился ее добротой и нежностью», с.327; или «Но едва она заметила в конце аллеи пыльного цвета сюртук Симонского, эта грусть исчезла вместе с легкой тенью, мелькнувшею у ней между бровей. Когда он подошел к ней, лицо ее снова стало беспечно и весело», с.368). Поток внутренней жизненной силы Ю.В. Жадовская воссоздает как непрерывный процесс, хотя для второстепенных героев она сохраняет свой прежний способ последовательной смены психологических ситуаций и состояний: отдельные кадры, сдвинутые относительно друг друга и тем самым возбуждающие иллюзию движения души. |
86 равливагься к людским понятиям, преобладало также чувство особенной, врожденной доброты к людям, по которому она легко извиняла другим слабости, которых не прощала себе», С.326). Несмотря на чувствительность и эмоциональность, героиня «Силы прошедшего», в отличие от героев ранних романтических повестей, способна объективно оценивать окружающих людей, понимать их характеры и объяснять их поступки, управлять своими чувствами. («Обманутая, неразгаданная Юлия страдала. Оскорбление, не задушенная еще рассудком любовь, гнели ее, но пуще всего мучило ее то, что он явился ей в другом свете. Она вдруг поняла его, и горько ей стало за человека, за свою душу, за свою любовь. В первые минуты она готова была возненавидеть его, но этот порыв вскоре уничтожился ее добротой и нежностью», С.327). В авторское повествование включается прямая речь героини, благодаря чему обобщенная психологическая характеристика ее углубляется элементами внутреннего монолога, выражением подлинного голоса персонажа. (« Бог с ним, говорила она, насильно не дашь чувства; может быть, он и сам не рад, что оно улетело. Умирай, сердце! Я проживу и без тебя; у меня есть мысль, есть сила жить», С.327). Аналогичное сочетание объективного авторского повествования и «внутренней речи» героев подчеркивается исследователями и в романах Тургенева. С.Е. Шагалов, в частности, отмечает: «Тургенев превратил непрямые формы воспроизведения голосов разнообразных своих героев в очень гибкое и эффективное средство психологического анализа. Самые различные оттенки чувств, едва уловимых настроений или мыслей, только зарождающихся в противоречии разнородных ощущений, воссоздавал в том самораскрытии героев в авторском повествовании, которое в отличие от распрямленных внутренних монологов Гончарова и Л. Толстого напоминает скорее сложную вязь, тончайшее сплетение разнообразных прямых и непрямых форм внутренней речи героя»1. Сочетание различных типов повествования, выделе1 Шаталов С.Е. Художественный мир И.С. Тургенева. М., 1969. С. 55. |