Проверяемый текст
Палеха, Роман Робертович; Природа правоприменения как особой формы реализации права (Диссертация 2006)
[стр. 88]

формальной логики можно сделать вывод, согласно которому неизвестное не может определяться через неизвестное1.
Поэтому представляется вполне
естественным, что при характеристике объекта правоприменительной деятельности имеет смысл обратиться к анализу уже известных научных подходов, складывающихся как при рассмотрении объекта правового регулирования, так и объекта правоотношения.
При этом,
однако, оговоримся, что речь идет о близких, но отнюдь не тождественных категориях, несмотря на то, что категории «объект правоприменительной деятельности» равно как «объект правового регулирования» и «объект правоотношения» имеют много общего.
Здесь как представляется необходимо учитывать не только одинаковую смысловую направленность последних, но и их связь с объективно существующими общественными отношениями, в которых реальное поведение людей выступает в качестве онтологической основы, данных категорий и которые, будучи призванными, урегулировать и упорядочить социальные связи и отношения так или иначе, связанны с государством и властно-волевым характером его правовых предписаний.
В этой связи уместно напомнить, что в теории государства и права советского периода довольно настойчиво проводилась мысль, согласно которой общественные отношения выступают в качестве объекта правового регулирования в той мере; в какой им может быть причинен вред, т.е.
объект правового регулирования (общественные отношения) рассматривался в его сопряжении с объектом посягательства.
Вуказанном смысле отдавая примат социальному в его соотношении с различными юридическими формами как категориями производными, вторичными,
исследователи на деле отождествляли право и закон.
При этом они в своем видении социалистического права руководствовались известными указаниями В.И.
Ленина об обязанности
«отыскать корни общественных Американская социологическая мысль.
М.: Международный университет бизнеса и управления, 1996.
С.
536.
f Кнапп В., Герлох А.
Указ.
соч.
—С.
279.
[стр. 18]

есть происходит делегирование власти от одного субъекта правоприменительной деятельности к другому.
Восходящее направление представляет собой последовательность связанных между собой правоприменительных отношений, начиная от отношений по первичному рассмотрению дела и завершая отношением по вынесению завершающего, окончательного правоприменительного решения.
Эта связь складывается и проявляется как при утверждении решений, так и при вынесении актов по жалобам или протестам на решения нижестоящих органов.
Представляется, что подобная иерархичность субъектов правоприменительных отношений является не только теоретическим обоснованием требований строгой законности и целесообразности правоприменения, но и имеет важное практическое значение, поскольку на деле не может быть одобрена практика непоследовательного принятия правоприменительных решений и дублирования правоприменительных актов, ввиду того, что нарушение этих требований влечёт за собой сумбур, бессмыслицу и игнорирование основополагающих принципов самой правоприменительной деятельности.
Далее представляется логичным перейти к исследованию другого институционального элемента в структуре правоприменительной деятельности — объекта правоприменительной деятельности, рассмотрение которого позволит выявить природу правоприменения как особой формы реализации со стороны элемента, в отношении которого осуществляется правоприменительная деятельность.
2.2.
Объекты правоприменительной деятельности В юридической литературе, равно как и в юридической практике, категория «объект» получила достаточно широкое распространение.
Более того, эта категория употребляется в самых различных смысловых значениях при определении различных юридических понятий.
Нередко категория «объект» используется и в обыденном словоупотреблении, что, безусловно, затрудняет научный анализ, поскольку житейские представления нередко искажают научный смысл данной категории1.
В то же время, следуя законам формальной логики, можно сделать вывод, что неизвестное не может определяться через неизвестное .
Поэтому представляется вполне
закономерным, что при характеристике объекта правоприменительной деятельности было бы верным обратиться к анализу уже известных научных подходов, которые складываются при рассмотрении как объекта правового регулирования, так и объекта правоотношения.
При этом
особо оговоримся, что речь идёт о близких, но отнюдь не тождественных категориях.
Категории «объект правоприменительной деятельности»,
«объект правового регулирования» и «объект правоотношения» имеют много общего и здесь, прежде всего, необходимо учитывать их одинаковую смысловую направленность, а также связь с объективно существующими общественными отношениями.
В
качестве онтологической основы данных категорий
выступает реальное поведение людей.
Вполне очевидно, что вышеупомянутые категории призваны урегулировать и упорядочить социальные связи и отношения, где всё это, так или иначе, связано с государством и властно-волевым характером правовых предписаний.
В этой связи было бы уместным напомнить, что в теории государства и права советского периода довольно настойчиво проводилась мысль, согласно которой общественные отношения выступают в качестве объекта правового регулирования в той мере, в какой им может быть причинён вред, то есть объект правового регулирования (общественные отношения) рассматривался в его сопряжении с объектом посягательства.
В указанном смысле, отдавая примат социальному в его соотношении с различными юридическими формами как категориями производными, вторичными,
советские юристы отождествляли право и закон.
При этом в своём видении социалистического права они руководствовались известными указаниями В.И.
Ленина об обязанности
«отыскивать корни общественных отношений в производственных отношениях» .
Подобные суждения нередко встречаются и у современных российских авторов.
Так, например, В.Е.
Мельникова полагает, что объект посягательства «это охраняемые законом общественные отношения, на которые направлено общественно опасное деяние и которым причиняется вред л либо создаётся реальная угроза причинения вреда» .
Не ставя перед собой задачу специального анализа понятия объекта посягательства, заметим, что такое его понимание оспаривалось некоторыми учёными .
В частности, убедительные возражения против интерпретации объекта посягательства как определённых общественных отношений были высказаны на страницах современной юридической литературы .
Руководствуясь позицией С.А.
Елисеева , мы предлагаем вернуться к теории объекта посягательства, разработанной правоведами конца XIX века.
В первую очередь речь пойдёт о работах представителей классической и социологической школ уголовного права.
В данном случае эти работы представляют особый интерес, поскольку представителей классической и социологической школ уголовного права никак не назовёшь идейными последователями марксистско-ленинской теории государства и права.
Известно, что Франц фон Лист, исходя из представления о праве как о «защищенном интересе», определял объект посягательства как «юридическое благо», защищенное наказанием и затрагиваемое преступлением .
Несколько ранее Н.С.
Таганцев высказывал мысль о том, что посягательство на «норму права в её реальном бытии есть посягательство на правоохранённый интерес жизни, на правовое благо» .
Причём, такими «правоохранёнными интересами», по мнению Н.С.
Таганцева, могут быть «личность и её блага» — жизнь, телесная неприкосновенность, личные чувствования, честь, обладание или пользование известными предметами внешнего мира.
Сюда же им относились и возникшие в процессе жизнедеятельности «отношения или состояния», «различные блага, составляющие общественное достояние» .
То есть, согласно аргументации Н.С.
Таганцева, все охраняемые правом интересы могут иметь «реальный» характер.
И, в первую очередь, речь здесь идёт о жизни, здоровье, неприкосновенности владения.
Однако охраняемые правом интересы могут также иметь и «идеальный» характер.
И здесь существенное значение приобретают честь, религиозные чувства, благопристойность.
В свою очередь, эти интересы могут принадлежать как физическому, так и юридическому лицу, а также отдельным социальным общностям, государству.
При этом «правоохранённый интерес» может входить в юридическую сферу определённого субъекта, и тогда всякое посягательство на этот интерес одновременно будет рассматриваться и как посягательство на его субъективное право.
Во всех других случаях «правоохранённый интерес» выступает как общественное достояние или общественное благо независимо от своей принадлежности субъекту.
С учётом рассмотренных обстоятельств, Н.С.
Таганцев сформулировал вывод, представляющий для нас, в контексте рассмотрения объекта правоприменительной деятельности, несомненный интерес.
Согласно этому выводу, уголовно наказуемым является деяние, «посягающее на такой охранённый нормой интерес жизни, который в данной стране, в данное время признаётся столь существенным, что государство, ввиду недостаточности других мер охраны, угрожает посягающему на него наказанием» .
Весьма сходных идей придерживались и другие российские правоведы.
Следует отметить, в частности, точки зрения А.Н.
Круглевского, И.К.
Михайловского, И.Я.
Фойницкого .
Распространенные сегодня представления об объекте посягательств как личном и общественном благе, охраняемом законом от каких-либо преступных посягательств, не только продолжают либеральные традиции дореволюционной юридической науки, но и отвечают современным взглядам на сущность правового регулирования и содержания правовых отношений.
В этой связи небезынтересно, например, определение права, данное Л.И.
Спиридоновым.
«Право, отмечает Л.И.
Спиридонов, это система исторически возникших правил поведения, являющихся масштабом свободы равных субъектов, отношения между которыми социально значимы, являются частью общественного порядка и потому обеспечиваются государством при выполнении им общих дел населения» .
По мнению же современных теоретиков права, его действительная сущность заключается в том, что оно отражает нормативноопределённую, гарантированную государством меру свободы личности, где реализацию права следует рассматривать как «рабочий инструмент», с помощью которого обеспечивается свобода человека, преодолевается произвол и беззаконие этот социальный антипод права.
Причём, преобразование социально-правовых притязаний, прав человека в его субъективные права, опосредовано нормами позитивного права и обладатель субъективного права не просто свободен в своих действиях, его свобода обеспечена, защищена общеобязательностью нормы, за которой стоит мощь государственного аппарата.
Представляя собой сложное системное образование, право включает в себя в качестве элементов естественное, позитивное, субъективное право.
Весьма распространённое в советском правоведении представление о праве как системе норм привело, в конечном итоге, к известной деформации, к пониманию права как внешнего по отношению к человеку, «навязанного сверху» регулятора общественных отношений и поведения людей.
Между тем, совершенно очевидно, что для «простого» человека ценны не сами по себе нормы права, а те материальные и духовные блага, которые они обеспечивают.
По сути, основной смысл правового регулирования заключается в трансформации естественного права в субъективное право, которая осуществляется путём возведения естественного права в закон (позитивное право).
При этом центральным элементом механизма правового регулирования выступает правовое отношение, возникающее на основе норм права, участники которого обладают субъективными правами и юридическими обязанностями, обеспеченными государством.
Юридическое же содержание правового отношения включает в себя как возможность определённых действий со стороны управомоченного субъекта, так и необходимость совершения определённых действий управомоченным субъектом, равно как и необходимость воздержания управомоченного субъекта от запрещённых законом действий.
В качестве же объекта правового отношения, что особенно важно, выступает то реальное благо, на использование или охрану которого направлены субъективные права и юридические обязанности.
Исходя из вышеприведённого понимания сущности правового отношения, вслед за современными теоретиками права можно утверждать, что объектом посягательства как общественно вредного виновного деяния дееспособного субъекта, противоречащего требованиям правовых норм, является то, на что оно направлено, то есть конкретные ценности и блага, которым этим посягательством наносится ущерб .
С учётом изложенного становится понятным и то, что противоправное посягательство — это не только поведение, причиняющее (или создающее угрозу причинения) вред личности, обществу, государству, общим условиям существования людей, но и затрудняющее, и дезорганизующее развитие общественных отношений.
А поскольку нормы права, воплощающие в себе социальноправовые притязания граждан, социальных групп, организаций, предоставляют субъектам правовых отношений определённые возможности коррекции поведения, можно предположить, что субъективное право как раз и является в юридическом смысле объектом посягательства, то есть тем охраняемым законом благом, которое повреждается или ставится в опасность фактом посягательства.
В продолжение наших рассуждений, говоря об объекте правоприменительной деятельности, будет не лишним еще раз подчеркнуть, что этот вопрос является одним из наиболее сложных и сравнительно малоизученных вопросов общей теории государства и права.
В связи с чем определенную ценность представляют публикации ученых Е.А.
Лунёва и В.Д.
Сорокина , несмотря на то, что позиции названных авторов по вопросам определения объекта регулирующего воздействия нередко существенно расходятся .
Основной причиной такого различия в подходах по этому вопросу, по нашему мнению, является, прежде всего, нестрогое использование тех или иных понятий, терминов, несоблюдение терминологической строгости, что ведёт не к выяснению, а, напротив, к усложнению рассматриваемой проблемы.
Кроме того, отсутствие терминологической строгости при использовании соответствующих понятий обусловлено ещё одним обстоятельством, которое отметил в своё время Г.В.
Атаманчук: «Общей теорией государства и права не предложено пока и понятия государственного управления, которое бы приобрело юридическую значимость и могло быть использовано в различных отраслях государствоведения и правоведения» .

[Back]