|
53 (не в этом ли состоит «вечное очарование греческого искусства», о котором писал Маркс?), являются продуктом тысячекратного применения одних и тех же схем восприятия и действия. Никогда не формулируясь как эксплицитные принципы, эти схемы могут производить лишь непроизвольную, а значит, по необходимости несовершенную и отчасти чудесную потребность, близкую к потребности в произведении искусства. Двусмысленность многих символов и ритуальных действий; противоречия, которые, несмотря на практическую совместимость, невозможность противопоставляют вместить их все их в по тому или иному пункту; которая единственную систему, выводилась бы простым способом из небольшого числа принципов, все это является результатом того, что агенты, ведомые практическим пониманием глобального равенства такого-то момента аграрного цикла такому-то моменту ткачества (например сборка ткацкого станка и начало пахоты). Не нуждаются в эксплицитно сформулированных гомологиях и применяются одни и те же схемы восприятия и действия как в той, так и в другой ситуации или переносят из одной в другую те же ритуальные обряды (к примеру, погребальные песнопения могут исполняться мужчинами в связи с жатвой и женщинами в связи с разрезанием полотна). Такой практический смысл ничуть не более загадочен, чем тот, что придает стилевое единство всем выборам, сделанным одним человеком, т.е. одним вкусом, в самых разных областях практики; или чем тот, что позволяет прикладывать одну схему оценки, какой может быть оппозиция между бледным и сочным, плоским и выпуклым, пресным и пикантным, сладким и соленым к блюду, цвету, человеку, а точнее к его чертам, глазам, внешности), а также к речам, шуткам, стилю, театральной пьесе или картине. Практический смысл лежит в основе этих в одно и то же время переопределенных и неопределенных реалий, которые, даже когда их принцип понятен, остаются очень трудными для полного освоения, если только не в виде некоего лирического парафраза, столь же неадекватного и бесплодного, каким бывает обыденное суждение о произведении искусства. Я думаю, например, о бессчетных согласованиях и |
25 Очевидно,что в различных странах потребление многих людей связано прежде всего с их экономическим положением, но они также могут стремится к приобретению товаров, которые рекламируются в прессе или увидены ими в современных кинофильмах и телесериалах и в таком случае можно говорить о том, что потребление обусловлено не столько базовыми потребностями, сколько символическим значением, которое несут -вещи. Не стоит разделять утилитарное и символическое значение вещи, эти аспекты дополняют друг друга. Вещи обладают не только потребительной, но и символической стоимостью, потребляя которую индивид подтверждает свою принадлежность к той или иной социальной группе, при этом если у одних социальных групп этот символический компонент весьма слаб, то у других они занимает весьма существенное место. Обращаясь к трудам крупнейшего, современного теоретика потребления, французского ученого Пьера Бурдье мы видим, что в своей главной работе "Отличия: социальная критика суждений о вкусе" он обращает внимание на следующее: "Непредумышленная видимая связность и целостность без воспринимаемого унифицирующего принципа всех непосредственно культурных реалий, наделенные квазиестественной логикой (не в этом ли состоит "вечное очарование греческого искусства", о котором писал Маркс?), являются продуктом тысячекратного применения одних и тех же схем восприятия идействия. Никогда не формулируясь как эксплицитные принципы, эти схемы могут производить лишь непроизвольную, а значит, по необходимости несовершенную и отчасти чудесную потребность, близкую к потребности в произведении искусства. ...Практический смысл лежит в основе этих в одно и то же время переопределенных и неопределенных реалий, которые, даже когда их принцип понятен, остаются очень трудными для полного освоения,если только не в виде некоего лирического парафраза, столь же неадекватного и бесплодного, каким бывает обыденное суждение |