|
мужественное начало в себе трансцендентным, привходящим извне, а не имманентным... Россия как бы бессильна сама себя оформить в бытие свободное, бессильна образовать из себя личность».1 Таким образом, «женские черты» российской ментальности ориентируют на понимание власти как выступающей в авторитарной ипостаси. Это власть внешняя по отношению к народу именно государственная власть (а не власть-авторитет, как на Западе), неизменно предполагающая авторитарные механизмы регулирования социума. Главный организатор — власть выносится во вне, а не располагается внутри общественного организма. Востребованность авторитаризма (в конкретно-исторически обусловленных формах) — это запрос типичного носителя российской ментальности к власти как главной силе, способной обуздать стихии (зачастую анархического свойства) народной жизни. В основу трактовки менталитета можно положить также идеи М. Вебера о мотивах социального действия, касающихся его ценностнорациональной и целе-рациональной форм. Ценностно-рациональное действие основано на вере в самодовлеющую ценность определенного поведения, независимо от того, к чему оно приводит, в то время как целерациональное действие ориентирует на ожидание определенного поведения предметов внешнего мира и других людей, рассматривая их в качестве «условий» или «средств» для достижения своей рационально поставленной и продуманной цели. С целерациональной точки зрения ценностная рациональность всегда иррациональна, так как она абсолютизирует ценность, на которую ориентируется поведение и принижает последствия, результаты совершенных действий2. По сути, речь в данном случае идет о двух типах ментальности аксиологическом (ценностнорациональном) и технологическом (целерациональном). В рамках технологизированной ментальности ее 1 Там же. С. 15-16. 2 См.: Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 628-630. 73 |
136 гося человеку, будь это образ богини или ведьмы как во времена античности или же госпожи или церкви в эпоху средневековья. Божественная Троица, по мнению Юнга, став символом веры ортодоксального христианства знаменовала то, что четвертый элемент (женское начало) был подавлен, отнесен в сферу индивидуального бессознательного. Однако он сохранил свое значение как фактор, формирующий спонтанную, лишенную патологий психику индивида, природу которого не способно интегрировать сознание33. Анима это и биологический, т.е. не предполагающий воспитательных усилий с целью его формирования, и культурный, т.е. являющийся транслятором фундаментальных черт человеческой психики, феномен. Применительно к российской истории роль фактора Анимы более значима в силу того, что здесь языческий базис христианства был не столько аннигилирован, сколько претерпел символическую трансформацию. В частности для характеристики российской действительности широко используется символика, основывающаяся на женских образах («Матушка Русь» и т.д.), утратившая в соответствии с канонами христианства черты эротичности. Это одновременно апология того, что Н.А. Бердяев называл не религией Христа, а религией Богородицы, религией матери-земли, женского существа, освящающего плотский быт.34 Отсюда вытекает архетипическая характеристика «женской природы» духовного бытия России: «Мужественная свобода не овладевает женственной национальной стихией в России изнутри, из глубины. Мужественное начало всегда ожидается извне, личное начало не раскрывается в самом русском народе... В терминах философских это значит, что Россия всегда чувствует мужественное начало себе трансцендентным, а не имманентным, привходящим извне... Россия как бы бессильна сама себя оформить в бытие свободное, бессильна образовать из себя личность».35 Таким образом, «женские черты» российской ментальности ориентируют 33 См.: Юнг К.Г. Архетип и символ. М.: Ренессанс, 1991, С. 114-121. 34 См.: Бердяев Н.А. Судьба России. M.: ФО СССР, 1990. С. 10. 35 Там же. -С. 15-16. 137 на понимание власти как выступающей в авторитарной ипостаси. Это власть внешняя по отношению к народу государственная власть, неизменно предполагающая авторитарные механизмы упорядочивания пространства социума. Главный структуратор власть выносится вовне, а не располагается внутри общественного организма. Востребованность авторитаризма (в конкретноисторически обусловленных формах) это запрос типичного носителя российской ментальности к власти, понимаемой как главной силы, способной обуздать стихии (зачастую анархического свойства) народной жизни. В основу трактовки менталитета можно положить идеи М. Вебера о мотивах социального действия, касающихся его ценностно-рациональной и целерациональной форм. Ценностно-рациональное действие основано на вере в самодовлеющую ценность определенного поведения, независимо от того, к чему оно приводит, в то время как целерациональное действие ориентирует на ожидание определенного поведения предметов внешнего мира и других людей, рассматривая их в качестве «условий» или «средств» для достижения своей рационально поставленной и продуманной цели. С целерациональной точки зрения ценностная рациональность всегда иррациональна, так как она абсолютизирует ценность, на которую ориентируется поведение и принижает последствия, результаты совершенных действий36. По сути, речь идет о двух типах ментальности аксиологическом (ценностнорациональном) и технологическом (целерациональном). В рамках технологизированной ментальности ее типичные носители постоянно соотносят себя с окружающим миром, рассматривая его в качестве «средства» реализации своих целей. Уже это подталкивает их к состоянию диалога с окружающим миром («средством»), наполнению ментального пространства многообразными коммуникативными связями. Аксиологизированная ментальность, напротив, ориентирует на самозамыкание, гипостазирование самого процесса действий и, соответственно, слабое внимание к его результату, напрямую связанному с актуализацией проблемы эффективности. Отсюда склонность к монологизации 36 См.: Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 628-630. |