|
* пониманию сути права, оно неразрывно связывается в сознании с запретительными, карательными санкциями, которых человек стремится избежать, и именно это становится основным императивом его взаимоотношений с правом. Отсюда вытекает активная неприязнь к закону и укоренившаяся в веках привычка к легкому и бездумному правонарушению. Как писал еще А.И. Герцен, “русский, какого бы звания он ни был, обходит и нарушает закон всюду, где это можно сделать безнаказанно, и совершенно так же поступает правительство”1. С другой стороны, иррационально-эмотивный характер российского правопонимания, возможно, еще не означает, что последнее чуждо рациональности. Новым, и пока дискуссионным выводом, который имеет теоретико-методологическое значение для анализа правосознания и правовой культуры современного российского общества, является признание “вариативной” рациональности самого права. Эта идея, возникшая под влиянием методологической парадигмы постмодерна, сопряжена с обращением к национальному социокультурному опыту в поисках своеобразной неформальной логики формирования права, чутко воспринимающей национальную традицию и национальную интуицию. “Живой организм, и право особенно, оказываются подвластными всей своей истории, которая при ближайшем рассмотрении постоянно обнаруживает неизведанные пласты, уводящие все дальше от простой причинности. Уже хотя бы поэтому мы должны задуматься о содержании той рациональности, в ореоле которой предстает нам право, тем более что само это понятие достаточно изменчиво и синтетично, т.е. несводимо к одному компоненту”2. Но, взятый на вооружение в качестве базового принципа рассмотрения правовой культуры, правосознания и практики правового строительст' Герцен А.И. Собр. Соч. М., 1950. Т.7. С.251. 2 Скловский К.Н. Право и рациональность //Общественные науки и современность. 1998. №2. С.62. 87 |
теопоетации такого выдающегося философа, как В.С.Соловьев («Спраздание добра»), правовые нормы представали как некие формализованные нравственные нормы, причем запретительного характера. Примерно так истолкозывали право в западноевропейских протестантских трактатах XVI-XVII веков. Поэтому з делом нельзя не согласиться с выводом о том, что «философия права в точном смысле этого слова в нашем культурном наследии попросту отсутствует. Именно там, где русская философия, выражаясь словами Гегеля, «утверждается в собственной стихии» (стихии морально-практического суждения), феномен права стушевывается и превращается в периферийную и прикладную этическую тему».3 Казалось бы, какое конкретное отношение эта философско-культурологическая проблема имеет к анализу реального правосознания и правовой культуры в сегодняшнем российском обществе? Не удаляемся ли мы в заоблачные выси? Отнюдь нет. И дело не только в том, что дефицит правосознания такая же актуальная проблема России конца XX века, как и конца века XIX. И не только в том, что философия права и ее традиции оказывают существенное влияние и на процесс правового строительства, и на правоприменительную деятельность, и на правовое или же противоправное поведение. Речь о том, что согласно нашему, традиционно моральному, пониманию сути права, оно неразрывно связывается в сознании с запретительными, карательными санкциями, которых человек стремится избежать , и именно это становится основным императивом его 17 3 Там же. С.231. эффективное законодательство по регламентации в первую очередь политико-демократических, предпринимательских, собственнических, гражданских и иных актуальных отношений быстро не представляется возможным. «Переход от права наличного к праву необходимому неизменно происходит в любой стране в конкретно-исторический период. И з течение этого периода необходимое право отсутствует, а вновь возникшие общественные отношения не регулируются. Это явление и называется правовым вакуумом».0 Таким образом, на фоне дефицита правосознания развивается правовой дефицит, и оба негативных социальных явления все время усугубляют друг друга. Можно долго спорить о том, какие факторы в большей степени порождают правовой вакуум, и не является ли сам он очередным юридическим мифом неумелых правоприменитлей, но ясно одно: несовершенство правовой системы, ее внутренняя путаница, архаизм и неполнота никак не способствуют формированию правовой культуры, которая бы поддерживала современные юридические стандарты, соответствовала логике и признанным принципам международных правоотношений. Новым, и пока дискуссионным выводом, который имеет теоретико-методологическое значение для анализа правосознания и правовой культуры современного российского общества, является признание «вариативной» рациональности самого права . Рожденное под влиянием постмодернистской методологической культуры, это положение апеллирует к национальной ис21 Там же. тории, социальному опыту, то есть к своеобразной, неформальной, логике формирования праза, чутко воспринимающей национальную традицию и национальную интуицию. «Живой организм, и право особенно, оказываются подвластными всей своей истории, которая при ближайшем рассмотрении постоянно обнаруживает неизведанные пласты, уводящие все дальше от простой причинности. Уже хотя бы поэтому мы должны задуматься о содержании той рациональности, в ореале которой предстает нам право, тем более что само это понятие достаточно изменчиво и синтетично, т.е. несводимо к одному компоненту».0 Принятый в качестве принципа рассмотрения правовой культуры, правосознания, да и практики правового строительства, как таковой, это вывод отсылает нас к архетипам права, культурным принципам, ценностям и представлениям о должном, которые заложены в национальном самосознании и проявляются в мышлении и подсознательных установках отдельных людей. Таким образом, мы возвращаемся к истокам национальной культуры, к той самой доминанте моральнонравственной канвы принятия социально значимых решений, которые игнорируют или преодолевают требования позитивного права в российском обществе. Жить «по правде», а не «по правилам» таков девиз национальной веры в справедливость. В этом смысле, анализируя современное российское правосознание, мы должны учитывать отсутствие в российской культуре традиции ориентации на правовые нормы, а в XX веке 22 Скловский К.И. Право и рациональность // Общественные науки и современность. 1998. №2. С.62. |