|
но и стесняет его. С лово есть догм ат, а д огм ат это явно вы раж енное запрещ ение думать, говорил Л.Ф ей ербах. Д огм а это "м ассовы й идейны й косп ом " у А .Богданова, он а ж е "чугунны е отливки" ум а для А .У ай тхеда. Д огм а держ и т мысль по стойке "см и рн о” , "К аж ды й, писал М .В ебер, кто когда-либо работал с применением м арксистских понятий, хор ош о зн ает, как велико неповторимое эвристическое значение эти х идеальны х ти п о в, если пользоваться ими для сравнения с действи тельностью , н о в равн ой м ере знает и то, насколько они м о гу т бы ть опасны , если рассм атри вать их как эмпирически значимы е или даж е реальны е (то есть, п о сущ еству метафизические) "действую щ ие силы ", "тенденции" и т.д.” 33. Теоретической политической активности известен не тол ько простой, но и сложный догм ати зм . Будучи представлен догм ати кам и виртуозам н, сложный догм ати зм м ож ет бы ть даж е диалектичен. Н о и в этом качестве последний противен разум у. Д октрины , говорил У .С ам пер, есть уж асны е тираны. О владевая человеческим рассудком , они тем сам ы м предаю т его. Ф илософии не случайно присущ е тираническое влечение к власти, претензия бы ть cau sa prim a34. П римечательно, ч то по CBiwefenbCTBy Н .Бербсровой, Г .У элс и М .Горький считали себя лучш им и ум ам и в. мире, которые не м огут ош ибаться33, а Э .К аиетгн проявления этого же синдрома обнаруж ивал у Д .С виф та, всегда якобы д ававш его почувствовать своему читателю , насколько ж е лучш е он м о г бы обустроить описываемые им королевства сам. Д аж е М Л ю те р хотел «<• уложить человеческую мы сль в "заран ее приуготовленную им коробочку" (Д .П нсарев). И звестно, что Л .Ш варцш нльд считал К .М аркса личностью , уверенной в своем праве м анипулировать лю дьми. Н еудивительно поэтому, ч то Э.К анстги, А . де Сент-Э кзю пери и А .Б ирс серьезн о опасались всезнаек, а М Б акуи и н "превы ш ение своего зн ан и я" и "презрение ко всем незнаю щ им " считал органическими порокам и учен ы х. и Вебер М. Избранные произведет!*. М.: Прогресс, 1990. С. 404 34Ницше Ф. Поту сторону добра к зла. Вопросы философии, 1989, # 5. С. 127-128 35 Берберова Н. Железная женщина. М.: Книжная палата, 1991. С. 300 57 |
а догмат это явно выраженное запрещение думать, говорил Л.Фейербах. Догма это "массовый идейный костюм" у А.Богданова, она же "чугунные отливки" ума для А.Уайтхеда. Догма держит мысль по стойке "смирно". "Каждый, писал М.Вебер, кто когда-либо работал с применением марксистских понятий, хорошо знает, как велико неповторимое эвристическое значение этих идеальных типов, если пользоваться ими для сравнения с действительностью, но в равной мере знает и то, насколько они могут быть опасны, если рассматривать их как эмпирически значимые или даже реальные (то есть, по существу метафизические) "действующие силы", "тенденции" и т.д."[500] Теоретической политической активности известен не только простой, но и сложный догматизм. Будучи представлен догматиками-виртуозами, сложный догматизм может быть даже диалектичен. Но и в этом качестве последний противен разуму. Доктрины, говорил У.Самнер, есть ужасные тираны. Овладевая человеческим рассудком, они тем самым предают его. Философии не случайно присуще тираническое влечение к власти, претензия быть causa prima.[501] Примечательно, что по свидетельству Н.Берберовой, Г.Уэлс и М.Горький считали себя лучшими умами в мире, которые не могут ошибаться,[502] а Э.Канетти проявления этого же синдрома обнаруживал у Д.Свифта, всегда якобы дававшего почувствовать своему читателю, насколько же лучше он мог бы обустроить описываемые им королевства сам. Даже М.Лютер хотел уложить человеческую мысль в "заранее приуготовленную им коробочку" (Д.Писарев). Известно, что Л.Шварцшильд считал К.Маркса личностью, уверенной в своем праве манипулировать людьми. Неудивительно поэтому, что Э.Канетти, А.де Сент-Экзюпери и А.Бирс серьезно опасались всезнаек, а М.Бакунин "превышение своего знания" и "презрение ко всем незнающим" считал органическими пороками ученых. Дай волю педанту, и он начнет ставить над человечеством опыты как над кошками и собаками, говорил он.[503] У П.Сорокина умники в политике всегда обманывают невежд.[504] Поэтому интеллектуальный деспотизм в целом, начиная с безумия охоты на ведьм, всегда был крупной политической проблемой. [505] Оценивая размеры тиражей сочинений классиков марксизма-ленинизма и энергию, с которой распространялись их книги, удивительными сегодня кажутся не масштабы распространения этой идеологии, а ее фиаско. Как писал Ж.-Ф.Ревель, хотя восстание против европейского демократического капитализма в 1968 г. потерпело неудачу, оно было предпринято студентами лучших университетов мира, которые всем иным идеям парадоксальным образом предпочли идеи Мао Цзедуна и Ф.Кастро, заложившие основу не лучшего правления, а террора, не социальной справедливости, а экономической некомпетентности, не свободы, а преступлений против нее. [506] Чтобы избежать политической диктатуры, мы должны жить в умственно подвижной терпимой интеллектуальной среде, открытой воображению и стилевому многообразию. Естественно, что подобная жизнь во многих аспектах воспринимается скорее игрой, чем "подлинной жизнью". Ведь ее темп и ритм, а также традиционные риски не задаются властью, не являются предметом заботы государства и возникают спонтанно. С другой стороны, такая жизнь нуждается в "негативных" правовых гарантиях невмешательства. В конституционном аспекте это означает, что интеллектуально-креативная инфраструктура гражданского общества должна быть защищена от всякого официального, прежде всего государственного, вмешательства. Из этого также вытекает, что никакие сведения не могут считаться тайными неограниченно долго, что частные лица не должны и не могут нести ответственность за разглашение государственной тайны, что свобода слова не может быть ограничена как живой политической (воплощенной в людях), так и абстрактной правовой властью. Духовной свободе вредит любое ограничение. С другой стороны, сохранение безопасности государства вовсе не требует, чтобы развитию умов |