|
тайными неограниченно долго, что частны е лица не долж ны и не м огут нести ответственность за разглаш ение государственной тайны , что свобода слова не м ож ет бы ть ограничена как ж ивой политической (воплощ енной в лю дях), так и абстрактной правовой властью . Д уховной свободе вредит лю бое ограничение. С другой стороны , сохранение безопасности государства вовсе не требует, чтобы развитию ум ов давалось определенное направление40. В сф ере интеллектуального соревнования, откры того для всех, государству вряд ли ум естно претендовать на контуры и нимб над головой41, ибо сегодня считается доказанным, что интеллектуальный патернализм ведет ли ш ь к деградации и "социальному идиотизму" (Ю .Каныгии). Судя по всему» моральный кризис, переж иваемы й сегодня в постготапитарных странах, является глубоко законом ерны м . Х арактерно, что даже вы ход из него переж ивается как ф рустрация, "постготалитарная депрессия” (С.Хантииггон). Н а этом фоне более благополучны е нации продолж аю т прогрессировать. П ереш агнув через индустриализацию и информатизацию, страны-л идеры ориентирую тся теперь на ценности коллективного воображения. Иными словами, возникает реальность, в которой м ода, секс, честь, аристократизм, этикет и воспитанность воспринимаются реальными и даж е порой доминирую щ им и ценностями, а не презираемой тоталитаризм ом "чепухой". И менно игровое, легкое отнош ение к жизни во многих отнош ениях делает ее цивилизованной. у* В ед ь когда видишь, какие бедствия и какую угрозу человеческом у роду породили века'серьезной работы м озга, писал Г.Грин, тянет заглянуть в прошлое и установить, где же м ы сбились с пути...42 Сущ ественную роль в формировании социальны х контуров гражданского общ ества играет культурный плю рализм, которы й вбирает в себя элементы духовной жизни и обеспечивает равноправное участие в 40Гумбольдт В .фон. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985. С, 74,76 41 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 7. С. 280 42Грии Г. Путешествие без карты. М.: Прогресс, 1989. С. 224 59 |
а догмат это явно выраженное запрещение думать, говорил Л.Фейербах. Догма это "массовый идейный костюм" у А.Богданова, она же "чугунные отливки" ума для А.Уайтхеда. Догма держит мысль по стойке "смирно". "Каждый, писал М.Вебер, кто когда-либо работал с применением марксистских понятий, хорошо знает, как велико неповторимое эвристическое значение этих идеальных типов, если пользоваться ими для сравнения с действительностью, но в равной мере знает и то, насколько они могут быть опасны, если рассматривать их как эмпирически значимые или даже реальные (то есть, по существу метафизические) "действующие силы", "тенденции" и т.д."[500] Теоретической политической активности известен не только простой, но и сложный догматизм. Будучи представлен догматиками-виртуозами, сложный догматизм может быть даже диалектичен. Но и в этом качестве последний противен разуму. Доктрины, говорил У.Самнер, есть ужасные тираны. Овладевая человеческим рассудком, они тем самым предают его. Философии не случайно присуще тираническое влечение к власти, претензия быть causa prima.[501] Примечательно, что по свидетельству Н.Берберовой, Г.Уэлс и М.Горький считали себя лучшими умами в мире, которые не могут ошибаться,[502] а Э.Канетти проявления этого же синдрома обнаруживал у Д.Свифта, всегда якобы дававшего почувствовать своему читателю, насколько же лучше он мог бы обустроить описываемые им королевства сам. Даже М.Лютер хотел уложить человеческую мысль в "заранее приуготовленную им коробочку" (Д.Писарев). Известно, что Л.Шварцшильд считал К.Маркса личностью, уверенной в своем праве манипулировать людьми. Неудивительно поэтому, что Э.Канетти, А.де Сент-Экзюпери и А.Бирс серьезно опасались всезнаек, а М.Бакунин "превышение своего знания" и "презрение ко всем незнающим" считал органическими пороками ученых. Дай волю педанту, и он начнет ставить над человечеством опыты как над кошками и собаками, говорил он.[503] У П.Сорокина умники в политике всегда обманывают невежд.[504] Поэтому интеллектуальный деспотизм в целом, начиная с безумия охоты на ведьм, всегда был крупной политической проблемой. [505] Оценивая размеры тиражей сочинений классиков марксизма-ленинизма и энергию, с которой распространялись их книги, удивительными сегодня кажутся не масштабы распространения этой идеологии, а ее фиаско. Как писал Ж.-Ф.Ревель, хотя восстание против европейского демократического капитализма в 1968 г. потерпело неудачу, оно было предпринято студентами лучших университетов мира, которые всем иным идеям парадоксальным образом предпочли идеи Мао Цзедуна и Ф.Кастро, заложившие основу не лучшего правления, а террора, не социальной справедливости, а экономической некомпетентности, не свободы, а преступлений против нее. [506] Чтобы избежать политической диктатуры, мы должны жить в умственно подвижной терпимой интеллектуальной среде, открытой воображению и стилевому многообразию. Естественно, что подобная жизнь во многих аспектах воспринимается скорее игрой, чем "подлинной жизнью". Ведь ее темп и ритм, а также традиционные риски не задаются властью, не являются предметом заботы государства и возникают спонтанно. С другой стороны, такая жизнь нуждается в "негативных" правовых гарантиях невмешательства. В конституционном аспекте это означает, что интеллектуально-креативная инфраструктура гражданского общества должна быть защищена от всякого официального, прежде всего государственного, вмешательства. Из этого также вытекает, что никакие сведения не могут считаться тайными неограниченно долго, что частные лица не должны и не могут нести ответственность за разглашение государственной тайны, что свобода слова не может быть ограничена как живой политической (воплощенной в людях), так и абстрактной правовой властью. Духовной свободе вредит любое ограничение. С другой стороны, сохранение безопасности государства вовсе не требует, чтобы развитию умов давалось определенное направление.[507] В сфере интеллектуального соревнования, открытого для всех, государству вряд ли уместно претендовать на котурны и нимб над головой,[508] ибо сегодня считается доказанным, что интеллектуальный патернализм ведет лишь к деградации и "социальному идиотизму" (Ю.Каныгин). Судя по всему, моральный кризис, переживаемый сегодня в посттоталитарных странах, является глубоко закономерным. Характерно, что даже выход из него переживается как фрустрация, "посттоталитарная депрессия" (С.Хантингтон). На этом фоне более благополучные нации продолжают прогрессировать. Перешагнув через индустриализацию и информатизацию, страны-лидеры ориентируются теперь на ценности коллективного воображения. Иными словами, возникает реальность, в которой мода, секс, честь, аристократизм, этикет и воспитанность воспринимаются реальными и даже порой доминирующими ценностями, а не презираемой тоталитаризмом "чепухой". Именно игровое, легкое отношение к жизни во многих отношениях делает ее цивилизованной. Ведь когда видишь, какие бедствия и какую угрозу человеческому роду породили века серьезной работы мозга, писал Г.Грин, тянет заглянуть в прошлое и установить, где же мы сбились с пути...[509] Касаясь правовых аспектов темы, следует признать, что конституционные формы обеспечения теоретической политической активности в посттоталитарных странах являются однотипными. Почти повсеместным здесь стал запрет цензуры. Такой запрет содержится в ст. 67 Конституции Узбекистана 1991 г.; ст. 33 Конституции Молдовы 1994 г. ("творчество не подлежит цензуре"); ст. 21 Конституции Японии 1947 г. ("никакая цензура не допускается"); ст. 44 Конституции Литвы 1992 г. ("цензура массовой информации запрещается"); ст. 29 Конституции России 1993 г.; ст. 38 Конституции Хорватии 1990 г. (запрет цензуры дополнен здесь правом журналистов на свободу подачи репортажного материала и доступа к информации); ст. 21 Конституции Италии 1947 г.; ст. 5 Конституции ФРГ 1949 г. ("цензуры не существует"); ст. 15 Конституции Украины 1996 г.; ст. 14, 54 Конституции Польши 1997 г. В ст. 61 Конституции Венгрии 1990 г. принятие законов о надзоре за публичным радио, телевидением и агентством новостей возможно лишь в случае, если за такой закон проголосует 2/3 представителей Национальной Ассамблеи. В свою очередь, автономия высших учебных заведений предусмотрена в ст. 35 Конституции Молдовы 1994 г., ст. 58 Конституции Словении 1991 г., ст. 40 Конституции Литвы 1992 г., ст. 67 Конституции Хорватии 1990 г., ст. 53 Конституции Болгарии 1991 г., ст. 46 Конституции Македонии 1991 г., ст. 33 Конституции Италии 1947 г., (здесь в приравненных к государственным частных школах также должна сохраняться полная свобода). [510] В ст. 70 Конституции Венгрии 1990 г. утверждается, что "решать научные вопросы... и определять научную значимость исследований является исключительным правом лиц, которые способствуют развитию науки".[511] Общая свобода интеллектуального творчества защищена посттоталитарными конституциями более разнообразно. Например, в ст. 32 Конституции Молдовы 1994 г. говорится о свободе мысли и выражения, включая свободу взглядов и публичных высказываний. Ст. 59 Конституции Словении 1991 г. говорит о свободе научного и художественного творчества. Ст. 29 Конституции Узбекистана 1991 г. защищает свободу мысли, слова и убеждений. Ст. 19 Конституции Японии 1947 г. гарантирует ненарушимую свободу мысли, совести, слова, печати и всех иных форм выражения мнений, а ст. 42 Конституция Литвы 1992 г. закрепляет свободу культуры, науки и исследований. Ст. 27 и |