|
выражение; он превыше всех, поставлен вне всяких сомнений и спорой и неприкосновенен; он беспристрастен ко всем; все перед ним равны, хотя и неравны между собою 57. П о миешпо Сен-Симона, народ долж ен размещаться "в виде пирамиды”, бороться же можно лиш ь с изъянами ее отдельных элементов. И для Ф.Броделя не сущ ествует общ ества без структуры, побуждающей лю дей стремиться на социальный верх. Признавая, вслед за Ж .П.Сартром, что уничтожение иерархии освободило бы людей от политической зависимости, он все ж е сом непалея в принципиальной возможности такого уничтожения. Тело каждой эпохи обладает иерархической анатомией, писал X.Ортега-и-Гассет, поэтому общество является аристократическим по своей сущности, хотим мы того или нет55. Поскольку политическая харизма это тяготение простых душ к выдающимся личностям, у П.Лосского более развитые деятели стоят во главе менее развитых. Как вниз от человеческого "Я", так и вверх от него мы находим ступени организованности: совокупность "Я" образует народ (нацию» государство), народы суть элементы человечества, входящ его в единство вселсйиой, из чего и возникает иерархический персонализм59. Всюду, где есть система, должно существовать и нечто сверхснстемное, писал он. Ч.Милош считал, что не все люди ведут борьбу за более высокое место и престиж, и потому делятся на тех, кто песет ответственность за "функционирование машины", и тех, кто наслаждается статусом безответственности60. Впрочем, ещ е у А ристотеля "прямо от рождения некоторые существа различаются в том отнош ении, что один из них как бы предназначены к подчинению, другие к властвованию ”*1. X.Ортега-иГассет делил общество и а людей действия и созерцания62, а Э.Ф ромм на 57Кавелин К. Наш умственный строЯ. М.: Правда, 1989. С. 221 58Ортега-и-Гассет X. Дегуманизания искусства. М.: Радуга, 1991. С. 49 59Лосскии Н. Избранное. М.: Правда, 1991. С, 527 6f>Milosz С. Visions from San-Francisco Bay. • N.-Y,: Farrar Slraus Giroux, 1983. P. 126 61 Аристотель. Сочинения. В 4-х т. Т.4. М.: Мысль, 1983. С. 382 62Ортега-и-Гассет X. Что такое философия. Мл Наука, 1991. С. 11 66 |
Говоря о структуре политического, П.Лебедев подчеркивал, что в политике структура играет стабилизирующую роль. Структуры редко подвергаются ревизии и коренным преобразованиям, обеспечивая, тем самым, стабильность государственного управления на протяжении жизни многих поколений. [17] Политические структуры негосударственного управления также стабильны, однако нацелены не на безопасность, порядок и защищенность, а на свободную инициативу, плюрализм и терпимость, ибо именно этими свойствами политическая активность гражданского общества существенно отличается от политической активности государства. В тоталитарных странах спонтанная политическая активность гражданского общества носит маргинальный характер и, в целом, стагнирует, а конституции являются не более, чем декоративной правовой оболочкой порядка. Ведь тоталитаризм структурно близок порядку и основывается на презумпции единственной правды в политике, прилагаемой обычно ко всем областям жизни. [18] В демократических же странах структура политической активности нацелена на инновации и динамизм. Здесь политическая активность гражданского общества и государства составляют сложную конституционную метаструктуру, биполярную по своим приоритетам, хотя и с очевидным доминированием ценностей гражданского общества. Поэтому отобразить конституционные аспекты политической активности либерально-демократического общества можно лишь в системе двойной иерархии ценностей в материи политического. Только это позволяет корректно организовать элементы политической активности в соответствующие целям политического либерализма группировки. [19] Следует, однако, заметить, что в традиционной картине политического поведения иерархическая структура формирует высший закон жизни. [20] У Аристотеля структурно поляризована вся политическая жизнь, и только Р.Арон впервые усомнился в том, что основу политического сообщества составляет структура власти. У Ж.-Ж. Руссо политический организм структурен, и называется государством, когда он пассивен, сувереном, когда он активен, державою при сопоставлении с себе подобными. Его члены в совокупности именуются народом, а в отдельности являются гражданами, как члены гражданской общины или как участвующие в верховной власти, и подданными, как подчиняющиеся законам государства. [21] У К.Кавелина царь есть само государство идеальное, благотворное и грозное его выражение; он превыше всех, поставлен вне всяких сомнений и споров и неприкосновенен; он беспристрастен ко всем; все перед ним равны, хотя и неравны между собою. [22] По мнению Сен-Симона, народ должен размещаться "в виде пирамиды", бороться же можно лишь с изъянами ее отдельных элементов. И для Ф.Броделя не существует общества без структуры, побуждающей людей стремиться на социальный верх. Признавая, вслед за Ж.-П.Сартром, что уничтожение иерархии освободило бы людей от политической зависимости, он все же сомневался в принципиальной возможности такого уничтожения. Тело каждой эпохи обладает иерархической анатомией, писал Х.Ортега-и-Гассет, поэтому общество является аристократическим по своей сущности, хотим мы того или нет. [23] Поскольку политическая харизма это тяготение простых душ к выдающимся личностям, у Н.Лосского более развитые деятели стоят во главе менее развитых. Как вниз от человеческого "Я", так и вверх от него мы находим ступени организованности: совокупность "Я" образует народ (нацию, государство), народы суть элементы человечества, входящего в единство вселенной, из чего и возникает иерархический персонализм. [24] Всюду, где есть система, должно существовать и нечто сверхсистемное, писал он. Ч.Милош считал, что не все люди ведут борьбу за более высокое место и престиж, и потому делятся на тех, кто несет ответственность за "функционирование машины", и тех, кто наслаждается статусом безответственности.[25] Впрочем, еще у Аристотеля "прямо от рождения некоторые существа различаются [в том отношении, что одни из них как бы предназначены] к подчинению, другие к властвованию".[26] Х.Ортега-и-Гассет делил общество на людей действия и созерцания,[27] а Э.Фромм на тех, кому все небезразлично, и тех, кому "на все наплевать". У Т.Дезами государство подразделяется просто на активных и пассивных граждан. [28] В вечном существовании иерархии был убежден Г.Моска. Древность традиции политического манипулирования людьми признавал и Д.Рисмен.[29] Люди истощают свой разум, изыскивая шансы к продвижению вперед, писал К.Ясперс. А.Тойнби различал политически творческое меньшинство и нетворческое большинство.[30] В более широком смысле об этом же писал Э.Хикель.[31] У Платона разделение между правителями и управляемыми служит разделением труда, основанным на естественном неравенстве хозяев и рабов, мудрых и невежественных. У А.Зиновьева люди делятся на исключенных из активной социальной деятельности, и вовлеченных в нее,[32] а у Ч.Милоша на тех, кто говорит, но знает мало; и тех, кто молчит, зная многое.[33] А.Богданов писал о полюсах "мысли и слова" и "мускульной работы", а Д.Дьюи о том, что одни и те же обстоятельства делают одних людей хозяевами, а других рабами.[34] В известном смысле, на долю одной части человечества выпадает созидание мира, а на долю другой его сохранение. Иерархическое сознание, писали В.Эфроимсон и Е.Изюмова, является порождением советской авторитарной системы,[35] однако, на самом деле оно формировалось всей человеческой историей. Политическое устройство с "балдахином единовластия наверху"[36] существует давно, и что бы не говорили по этому поводу гуманисты, общество не может существовать без иерархии и неравенства. [37] У И.Степанова политические отношения делятся на субстанциональные (между классами, нациями и др.); субстанционально-институциональные (между народом, классами, нациями, личностью с одной стороны, и политической системой с другой); институциональные (внутри политической системы). [38] В структуре политической реальности Б.Курашвили усматривал проявление закона минимально необходимой централизации. В целом же, анализируемое этими и другими авторами качество структурности политической активности дает значительные объясняющие возможности в интерпретации работы механизмов конституционного регулирования. В любом обществе соединены не только экономика и политика, социальное и религиозное, но и самые элементарные, равно как и самые утонченные проявления духа. [39] Структурность проистекает из качества сложности, поэтому там, где невозможно или затруднительно объяснить структуру и связь элементов, мы признаем особую сложность мира, писал Ж.-М.Леге. За множественностью элементов политики стоит неисчерпаемость самой реальности. Именно это обстоятельство приводит нас к неприятию тоталитаризма и интеллектуальной диктатуры. На основе неопределенности легче строить здание демократии. Если истина неизвестна никому, все имеют право ее искать. Демократия дрейфует в неизвестном направлении, но в ней, пусть и с оговорками, реализуется эвристический потенциал каждого из участников, и это способно вдохновлять общество даже в глубоком кризисе. Поскольку эволюция любой системы ведет к увеличению количества ее внутренних элементов и связей между ними, [40] усложнение структуры демократического процесса в посттоталитарных странах является естественным. Однако, в отдаленной перспективе, такое усложнение угрожает структурным распадением общества на враждебные классы и личности. [41] Так или иначе, цивилизация Западной Европы традиционно |