Для внешнего читателя: об устройстве и функционировании ВАК (Высшей Аттестационной Комиссии) можно узнать в начале публикации Александра Муравьева.

Сейчас я член ВАК и ее Президиума и одновременно председатель комиссии http://kpfran.ru/ , которой в свете некоторых недавних событий предстоит выстраивать отношения с ВАК. Ниже – фиксация моих взглядов на эти темы.

1. ВАК vs Диссернет
С ВАК я работаю уже 20 лет, а Диссернет для меня не сват, не брат и не сослуживец (не считая разве того, что в молодости я работал с дедушкой М.С. Гельфанда). Тем не менее, почти с момента возникновения диссернета и его противоречий с ВАК, позиция его неизменно оказывалась для меня более убедительной.

Главная причина этого – в установленном веками развития науки понимании того, какие виды аргументации ведут к получению правильного представления о действительности, а какие — нет.

В приличной научной дискуссии значение личности (тем более – должностей и званий) человека, выдвигающего тот или иной тезис, ничтожно по сравнению с предъявляемыми фактами и рациональной аргументацией. Если я в математическом споре заявлю, что я прав, потому что я академик, а мой оппонент – студент, то стану посмешищем в глазах моих коллег, даже если собственно по существу научного вопроса окажусь действительно прав.

Решения ВАК и его структур -- это оценочное мнение группы лиц, заседающей в закрытом режиме, в лучшем случае сопровождаемое мотивировочными текстами также оценочного характера. Главный результат работы Диссернета – это не выводы и оценки, а собственно доказательства, которые каждый может проверить. Вот вам скан, слева – текст диссертации, справа – текст чьей-то еще более ранней диссертации или статьи, извольте сравнить и сделать самостоятельные выводы. Оспорить такую аргументацию очень сложно – разве что показать, что эти сканы не соответствуют истинным текстам, или найти-таки где-то на них корректную ссылку на первоисточник, пропущенную активистом диссернета – но где такие возражения, выдерживающие независимую проверку?

Я успел поприсутствовать на многих заседаниях, когда мнения ВАКовских структур и диссернета резко расходились. В большинстве из них решение было принято не в пользу диссернета, и я не помню НИ ОДНОГО случая, когда аргументация его оппонентов выглядела бы внешне корректно и при этом при дальнейшем исследовании оказалась правдой. Разумеется, систематически возникавшие разговоры о том, что в диссертационной работе есть все-таки значительная самостоятельная часть, и есть даже элемент новизны в научных выводах, в этом смысле несерьезны: ведь даже если человек целых пять дней в неделю честно работает на производстве, а в выходные попадается на карманной краже, то он никак не чист перед законом. Пожалуй, было несколько ситуаций, когда я по-человечески сочувствовал диссертантам, которые сделали реальную полезную работу и схалтурили при ее описании, не разделив должным образом куски описания, повторяемые в диссертациях сотрудников. Эти случаи более простительны, если при этом не рассказывать, что формального нарушения не было.

С другой стороны, я помню многочисленные ситуации, когда волею ведущих заседание «голосу» диссернета М.С. Гельфанду затыкали рот, не давая возразить на ложные или явно абсурдные заявления экспертных советов, или отказывались рассматривать готовые к предъявлению вещественные доказательства, в том числе почему-то проигнорированные экспертными советами. Может быть, это соответствовало каким-то канонам бюрократической субординации, но при этом происходила вещь, невыносимая для моего «сциентистского» сознания: официальное признание вранья правдой и наоборот.
Полагаю, что написанное выше объясняет не только мое собственное отношение к коллизии, но и тот факт, что в настоящее время диссернет пользуется существенно большим доверием и моральным авторитетом в среде ученых, не повязанных диссеродельным грехом, нежели ВАК.

2. Суть проблем с плагиатом
Имеется два основных потока несамостоятельных диссертаций. Первый – мелкожульническая самодеятельность: авторы, на свой страх и риск списывающие чужие труды; неглупые, но аморальные околонаучники, подрабатывающие фабрикацией халтуры; руководители-халтурщики, тиражирующие диссертации своих учеников, и т.п. Как правило, ВАК проявляет по отношению к этому потоку должную принципиальность, если только клиентом не оказывается достаточно важное лицо.

Более тяжелая проблема – это существование диссеродельных фабрик, то есть советов, торгующих утверждением липовых диссертаций (и, возможно, работающих в связке с их изготовителями), и их поддержка на более высоких уровнях системы аттестации. Ворованные тексты – это всего лишь то слабое место, в котором их можно отследить. Самим этим фабрикам содержание текста не интересно – любят они своих клиентов совсем не за это и готовы были бы утвердить хоть переписанный телефонный справочник, хоть пачку туалетной бумаги, хоть вообще обойтись без диссертационного тома. Но ритуал оформления требует, чтобы была переплетенная стопка бумаги, на первой странице которой написано, что это диссертация, а внутри – слова, которые ради осторожности должны быть как-то увязаны с ее темой. И если фирма почтенная, со связями, и гарантирует прохождение дела и у себя, и на более высоких этапах, то до возникновения ужасного диссернета при изготовлении такой стопки можно было ограничиться наиболее простым способом – списыванием с любого чужого текста примерно на ту же тему (конечно, с соблюдением минимальных предосторожностей). При здоровой системе аттестации такое было бы невозможно, поэтому сколько-нибудь массовое появление списанных диссертаций, пропущенных тем или иным советом, является симптомом болезни. Поймать их на сговоре или в процессе оплаты услуг практически невозможно, но вот дословно совпавший текст – возможное место прокола.

При этом по моим впечатлениям для того, чтобы вся система аттестации начала давать систематический сбой, совершенно необязательно, чтобы большинство ее членов (включая руководство) сами участвовали в работе таких нехороших структур или имели от них непосредственную материальную выгоду. Нет, конкретные участники или их прямые осознанные помощники могут составлять сравнительно небольшой процент действующих лиц системы, а дальше включаются механизмы ведомственной или научно-конфессиональной солидарности, соображения монополизма, взаимовыручки, воспоминания о собственных мелких грешках, и другие социальные инструменты, обеспечивающие недопустимую толерантность.

В настоящее время статистика по списанным диссертациям сильно улучшилась, что однако же говорит только о том, что работать диссероделы стали тщательнее, с соблюдением предосторожностей против компьютерного обнаружения, с заменой слов синонимами, с искусственными опечатками, и тп. Судя по текстам былых времен, я думаю, что раньше фабрикация «куклы» диссертации могла занять два-три дня, теперь же меньше чем дней за пять-семь не обойтись. Однако все равно этот бизнес должен оставаться весьма доходным, и нетрудно предположить, что цветет он на тех же самых делянках, что и раньше, если они не были должным образом ликвидированы. Выводы оставляю читателю.

3. Моя история.
В 2006-2014 годах я был председателем экспертного совета (ЭС) по математике и механике. Приходя в этом качестве на заседания своей секции Президиума ВАК (где докладывал/комментировал дела нашего совета), я удивлялся регулярно возникавшим разговорам о страшной проблеме списанных диссертаций. В нашей науке с этим все было неизмеримо благополучнее – возможно, не потому, что математики такие хорошие и честные, а потому что сфабриковать и отрепетировать защиту кандидатской по математике (да еще потом всю жизнь изображать из себя знатока) гораздо труднее, чем докторской по многим другим наукам, а выгоды меньше, и это никого не привлекает.

В этих обсуждениях проблема плагиата представлялась неразрешимой, во всяком случае ее решали заведомо неэффективными средствами, сводящимися к накрутке формальных требований к оформлению дела (что, конечно, бьет по честным диссертантам гораздо больше, чем по клиентам фабрик, где эти вещи можно поставить на поток). В общем, я приобрел впечатление, что проблема очень сложна, и радовался, что ее решение не входит в круг моих непосредственных обязанностей. Но где-то около 2014-15 года стала распространяться информация о деятельности диссернета, и я порадовался, что проблему вроде бы удается решить если не полностью, то несравненно эффективнее, чем это виделось ранее. То, что я увидел позднее, трудно интерпретировать иначе чем то, что решение этой проблемы на самом деле не было искренней целью действующей системы ВАК (рассматриваемой как единый организм со своей внутренней логикой и путями принятия решений) – во всяком случае, в части диссертаций, проходивших через солидные фирмы, или задевавших интересы серьезных людей.

В 2016 году я попал в ВАК и в его Президиум. Случайно оказался на заседании его общественно-гуманитарной секции и стал свидетелем поразившей меня сцены обсуждения с участием М.С.Гельфанда, представлявшего точку зрения диссернета, и противостоявших ему защитников покраденных диссертаций, представлявших один из ЭС. Поскольку публичное торжество вранья очень меня угнетает, я сделал вывод о необходимости ходить туда регулярно. Вскоре к нам присоединилась Наталья Михайловна Новикова, бывшая до этого моим заместителем в ЭС по математике и также вошедшая в ВАК.

О том, что мы там увидели, сказано уже много, и можно легко найти в интернете. В частности, самый ужасающий грех научной работы – не воровство, а подделка результатов. Соответственно, смертный грех аттестационной системы – оправдание заведомой подделки. Регулярное наблюдение этого грехопадения сильно действовало мне на нервы. Один из хрестоматийных примеров – оправданная диссертация по экономике производства энергонасыщенных растений (то есть попросту рапса), в которой были скопированы (со всеми числовыми данными) таблицы из параллельных исследований по птицеводству, и даже валовый доход рапса почему-то исчислялся в головах. Этот пример – далеко не единственный, см. раздел 4 Доклада II, значительную часть материала которого я наблюдал собственными глазами.

Разумеется, главным действующим лицом в нашей группе был МС с его громким голосом, быстрой реакцией и вовлеченностью в дела диссернета. Моя излишняя деликатность и соблюдение норм столопочитания на этих заседаниях до сих пор составляют предмет моего недовольства собой. Тем не менее, трех человек гораздо труднее назвать случайным психом, и я уверен, что наше с Натальей Михайловной присутствие было полезным. Действительно, по моему впечатлению, через некоторое время в атмосфере секции стали происходить оптимистичные изменения. Хотя члены, послушные председательской воле, при голосовании по-прежнему составляли большинство, со временем все больше из них убеждалось, что говорить правду совсем не больно и может быть даже не страшно, а поддержка вранья и плагиата в присутствии явно высказанной альтернативной возможности создавала все больший моральный дискомфорт; более активная часть секции постепенно избавлялась от чувства безнадежности, и результаты голосования все больше отклонялись в нашу сторону, приближаясь к серединной отметке. И вот тут-то было принято постановление, запрещавшее членам президиума ВАК посещать заседания «непрофильных» для них секций.

4. O «специалистах».
Сопровождалось это лозунгом, что о диссертациях должны судить специалисты. Лозунг, конечно, верный, но к данной ситуации и к сделанным на его основе административным решениям отношения не имеющий, а по факту применения даже им противоречащий.

Первый аргумент, объясняющий нерелевантность этого лозунга в данной ситуации, уже был у А. Муравьева. Секции Президиума ВАК сами состоят из специалистов самых разных профилей, и вот получается, что профессионал-химик не может оценивать диссертацию по фармакологии, а стоматолог и патологоанатом – могут, потому что они относятся к той же медико-биологической секции президиума, а химик – к «естественнонаучной». Аналогично, как пишет Муравьев, «диссертация по математической экономике может быть понятна, скорее, математикам, чем юристам или историкам, заседающим вместе с экономистами в секции по гуманитарным и общественным наукам».

Что еще интереснее, по факту применения это решение оказалось прямо противоречащим лозунгу. Дело в том, что в составе общественно-гуманитарной секции президиума того созыва оказалось много приличных и грамотных экономистов: член-коры РАН Афонцев и Кузнецов из ИМЭМО, Муравьев из питерского филиала ВШЭ; туда же часто приходил декан экономфака МГУ Аузан (который хотя и не входил в президиум, а только в сам ВАК, но не пустить его на секцию – это было бы слишком). По спорным вопросам, связанным с диссертациями по экономике, все они голосовали принципиальным образом, почти всегда поддерживая диссернет, а не экспертные советы ВАК по экономике. Казалось бы, если следовать провозглашенному выше принципу, то остальная часть президиума при голосовании должна была бы ориентироваться на мнение своих профильных специалистов. Но нет, оправдание всех «голов рапса» раз за разом продавливались руководством ВАК засчет голосов правоведов, педагогов и литературоведов.

5. Но дело даже не в этом.
К сожалению, и уровень проблемы, и понятие «специалиста» во многих из этих случаев совсем другие. Совершенно не обязательно созывать консилиум из «специалистов» – текстильщика, кутюрье и дизайнера, – когда речь о том, что король ГОЛЫЙ.

«Специалист», убеждающий вас, что только посвященные могут судить о достоинствах (отсутствующих) нарядов короля, или оправдывающий головы рапса, – это не специалист, а гроб поваленный. При ограблении богадельни надо вызывать специалиста по взломщикам, а не по благотворительности.

Или вообразите себе на минутку, что у вас угнали автомобиль, вы обращаетесь в полицию, а там от вас требуют описать устройство двигателя внутреннего сгорания – ведь если вы его не знаете, то как же можете утверждать что-то про автомобиль, явно не являясь специалистом? Не подумаете ли вы грешным делом, познакомившись с такой фантастической логикой, что такие полицейские находятся в неформальных отношениях с похитителями?

Не далее как 05 июля сего года, рассуждая на заседании Президиума ВАК о подделке датировки книг, наш как бы главный эксперт – сам В.М. Филиппов – сказал, что достоверно определить факт такой подделки чрезвычайно трудно. И я, скорее всего, тоже не справился бы с такой задачей (или справился с большим трудом), даже если бы речь шла о книге по моей научной специальности. А вот профессиональный «библиотекарь» высшего уровня (например, член нашей комиссии В.А. Глухов, которого за неделю до этого не пустили на заседание президиума) умеет решать эту задачу в два счета.

Поэтому если говорить об участии «специалистов», то, конечно, надо иметь в виду специалистов именно по содержанию рассматриваемого вопроса. Если речь не о научном содержании, а о фальсификации издания книг – то специалиста-библиографа, если о поиске первоисточников, то источниковеда. А как называются специалисты по умению поверить своим глазам и не промолчать, что король голый, я не знаю, но без них совсем ничего не получается.