ФОТО Михаила МЕТЦЕЛЯ/ТАСС

Проект поправок передан в правительство. У одного из основателей «Диссернета», биоинформатика, доктора биологических наук Михаила Гельфанда мы узнали, что удалось и не удалось сделать за пятилетку, зачем ловцы плагиаторов проверяют иностранные диссертации и насколько прилично вынуждать ученых ловить коллег за руку. Но для начала поинтересовались у заместителя директора Института проблем информации РАН его мнением о продолжающейся реформе Академии наук.

— Михаил Сергеевич, упразднено ФАНО, от которого стонали научные институты, появилось отдельное министерство науки... Это хорошо?

— Я отношусь к тем, кто считал, что академию надо реформировать: РАН до реформы была и получателем бюджета, и распорядителем, и контролером распределения, а нигде национальные академии наук (кроме постсоветского пространства) не занимаются распределением денег. Надо было это менять. Другое дело, что не так, как это было сделано.

Конструкция, при которой существовали отдельно ФАНО и отдельно Минобрнауки, была анекдотическим следствием незавершенности реформы, которую в свое время затеял министр Ливанов. Он хотел, чтобы оперативным управлением в науке занималось министерство, но академики встали на дыбы против него лично, и родилось ФАНО как некая прокладка — распорядительные полномочия у РАН отобрали, зато и министерству не отдали.

Но если одни бюрократические перестановки лечатся другими бюрократическими перестановками, то существует «фарш», который назад уже не провернуть. Например, слияние РАН с Академией сельхознаук и Академией медицинских наук, по-моему, сильно понизило уровень всей академии.

— Почему?

— Есть замечательные врачи с научным складом ума, но в целом, при всем уважении, большинство докторов не являются учеными. Врачи становились медицинскими академиками, как правило, не за научные заслуги, а за то, что хорошо лечат.

Что касается сельхознаук, то не так давно экспертный совет ВАК (Высшая аттестационная комиссия. — Ред.) по ветеринарии рассматривал диссертацию о лечении коров от эндометриоза иглоукалыванием в чакры. Ну там говорилось «биоактивные точки», но «чакры» тоже упоминались. Через экспертный совет прошло на ура, только на президиуме ВАК удалось эту диссертацию остановить.

Честно говоря, сейчас наблюдать за всеми этими процессами мне не очень интересно... Академия еще в начале реформы выгрызла себе компромисс: да, она лишилась оперативного управления своими институтами, но за ней признали экспертную функцию, причем по всей науке. Но президиум увлекся перетягиванием каната с ФАНО. Ему бы бросить этот канат, и пусть бы противник в нем запутался, а самому захватить свежую поляну. Но на это, на мой взгляд, умения руководства академии не хватило.

— Давайте тогда про интересное. «Диссернету» пять лет: деятельность идет по нарастающей или где-то застопоривается?

— Несомненно, по нарастающей.

Во-первых, виден существенный количественный прирост заявлений (на оспаривание диссертаций. — Ред.) и дел, которые мы выигрываем.

Во-вторых, у сообщества нет формального статуса, но де-факто оно влияет на систему научной аттестации. В частности, Совет по науке Минобрнауки с нами время от времени консультируется.

В-третьих, рядом с «Диссернетом» выросли другие проекты. Например, «Росвуз» — антирейтинг вузов с сотрудниками — фигурантами «Диссернета». К нам и раньше обращались ректоры, «помогите разобраться», но все уходило в песок. А сейчас уже принимаются какие-то меры. Еще один проект — по научным журналам: коллеги создали «черный» список журналов (с некорректными публикациями. — Ред.), и редакции беспокоятся за свою репутацию, масса недоброкачественных статей отозвана...

Все эти проекты друг друга поддерживают. Бывает, «Диссернету» трудно к кому-то подобраться, потому что этот человек хорошо «заякорен» в своем вузе, но тут журналы отзывают его научные статьи, и внезапно господин оказывается «профессором без статей».

Наконец, мы более-менее приучили журналистов заходить на сайт «Диссернета», когда они пишут про новые назначения. Теперь многие сопровождают статью ремаркой: а вот «Диссернет» говорит про этого деятеля то-то.

Ну и в этом году началась некоторая международная активность.

— Вы имеете в виду разбирательства с таджикскими диссертациями? А, к слову, с чего вдруг?

— Такого сорта истории случайно начинаются. Раскапывался, как обычно, какой-то российский диссертационный совет, и обнаружилось этакое кубло... Что вы смеетесь? Это термин. Из «Белых одежд» Дудинцева... Ну и в результате раскопок появились эти таджикские диссертации: у Таджикистана был договор с Россией, и тамошние диссертации утверждались в нашей ВАК. В результате президент Рахмон, скажем так, жестко поговорил со своими учеными.

Кстати, полезно понимать, что хорошая наука в Таджикистане тоже есть.

Потом киргизские ученые посмотрели на таджиков, решили, «чем мы хуже?» и попросили: «А проверьте и нас на плагиат».

Как только на местах возникают группы, подобные нашей, сразу что-то начинается. Скажем, вице-мэр Бишкека отказался от ученой степени, не дожидаясь никаких претензий. В свое время депутат Мосгордумы Владимир Платонов отозвал свою степень доктора юридических наук, когда на него уже было написано заявление.

Или был, например, министр в московском правительстве Алексей Комиссаров. В общем-то достойный человек, у него в диссертации на соискание кандидатской по экономике почти все было чисто, но, когда он сделался министром, ему «помогали дописывать» и подставили. Он отозвал свою степень. Это честно.

— Что препятствует справедливому рассмотрению каждого заявления?

— Первый барьер — есть «неприкосновенные»: например, как выяснилось, некоторые министры.

Канонический пример второго барьера — диссовет Московского педагогического госуниверситета под председательством профессора Данилова. Через него прошло несколько десятков спорных диссертаций, а Данилов не только его возглавлял, но и был зампредседателя экспертного совета ВАК по истории. Пока в 2013-м Минобрнауки не распустило совет.

Третий барьер — заявление о лишении степени направляется в тот же диссовет, который эту степень присуждал.

— Почему так заведено?

— Я спрашивал об этом у Дмитрия Ливанова: он тогда был министром, я — членом Общественного совета при Минобрнауки. У него было, например, такое соображение: надо дать совету возможность исправить свою ошибку или оправдаться.

Но это не работает. Диссовет распускают в случае двух нарушений, мы обычно разбираемся с советами, у которых далеко не один грех на душе, и если он признает первый, то жить ему недолго — так зачем признавать? Тем более что экспертные советы ВАК не стремятся наказывать диссоветы, не признающие свои ошибки: экспертам приходится все проверять в условиях дефицита времени, это никак не оплачивается, поэтому проще не копать глубоко.

Есть интересная статистика. Родной диссовет почти никогда не удовлетворяет наших заявлений о лишении ученой степени. А чужой диссовет, в который дело направляют, если родной распущен, соглашается с нами в 80% случаев.

Сейчас предлагается исключить норму по отправке диссертации на пересмотр в родной диссовет, но пока решение затормозилось на уровне правительства.

— Мне кажется, есть еще один барьер. Косвенный. Доводилось слышать, как члены диссоветов (причем «чужих») возмущались: почему нас, ученых, вынуждают ловить кого-то за руку?!

— Это малодушие. Мусор из квартиры можно не выносить, но тогда вонять будет.

Тут на самом деле как раз другая проблема. Трудно не превратиться в такого профессионального охотника за плагиаторами. Я, например, целенаправленно слежу за тем, чтобы не получать от этих разоблачений удовольствие. Это повод не торжествовать, а осмыслять.

Если совсем цинично, то надо признать: «Диссернет», помимо всего прочего, зачищает площадку от жуликов поменьше для жуликов, которых не подловить. Например, некоторые пишут диссертации под заказ, но новые, формально чистые. За совсем другие деньги, поскольку без списываний. Есть чудесный человек, пишущий докторские по педагогике, мы знаем, кто это, он в каждую свою работу этаким «клеймом Фаберже» внедряет одну и ту же бессмысленную формулу, и ее можно увидеть в диссертациях вполне высокопоставленных чиновников. Но не придерешься.

— Вы рассказали, почему что-то не получается. А почему при всем том что-то все же получается?

— Во-первых, думаю, работает эффект своей поляны, чистоту которой хочется блюсти, и вопрос в том, насколько широкую поляну вы считаете своей. Для одних эта поляна — вообще российская наука. Для других — родной диссовет, где безобразия недопустимы. Для третьих — своя область науки, а что творится в других — пофиг.

Во-вторых, ваковское начальство понимает, что иногда мы страхуем от ужасно смешных глупостей...

— Например?

— Ну была история... Правда, связанная не с «Диссернетом», а со мной лично.

Есть понятие нострификации дипломов (признание иностранных образовательных документов. — Ред.). Это делается более-менее автоматически. И вот сижу я на заседании президиума ВАК, нострифицируется дама, которая защитилась в университете Нью-Йорка по экономике Курганской области. Мне стало странно, что в университете Нью-Йорка так интересуются Курганской областью. Покопал — оказалось, что этот New York University находится и не в США, а в Канаде, кампуса нет, это такая заочная «фабрика дипломов». Очень удобно: за малую денежку получаешь там степень, а потом на автомате нострифицируешь у нас и становишься полноценным российским кандидатом наук. Я устроил некоторый шум... В общем, эту дыру залатали.

Вот мы говорили про успехи... Мне рассказали историю про директора большого комбината, который перестал на визитках печатать «кандидат экономических наук». Ученые степени стали немодны. С точки зрения науки это хорошо. Награды и показатели профессионального статуса не могут быть предметом торговли, потому что иначе девальвируется сам статус. В чем крутизна человека в краповом берете, если такой берет будет продаваться на каждом углу?

Кроме того, люди внезапно стали писать критические отзывы на авторефераты и диссертации, чего раньше не было, подавать аргументированные заявления о лишении ученой степени сами, без «Диссернета». Раньше нам все время говорили: ну зачем вы ловите плагиаторов, если и так все знают, что они списали? Но у меня была надежда: «Диссернет» снимает низко висящие вишенки, разбирая только очевидные случаи, а люди увидят, как это работает, и начнут действовать сами, что в какой-то степени возобновит работу репутационных механизмов. Похоже, эта надежда оправдывается.